Газета «Новости медицины и фармации» 7(320) 2010

 Тогда один из двенадцати, называемый Иуда Искариот, пошел к первосвященникам и сказал: что вы дадите мне, и я вам предам Его? Они предложили ему тридцать сребренников; и с того времени он искал удобного случая предать Его.

Евангелие от Матфея 26: 14-25

Говорят, балерины в белых пачках в борьбе за сольные партии подкладывают друг другу толченое стекло в пуанты. Говорят, кардиналы в красных сутанах в борьбе за церковные должности подсыпают друг другу яд в бокалы, а иногда даже в котлеты. Говорят, древнерусские князья в борьбе за земельные наделы просто — раз! — и выкалывали друг другу глаза, четвертовали или примитивно отрубали голову. Тоже метод. «Издержки профессии», — скажет читатель и будет прав. Интриг можно избежать, выбрав «неконфликтогенную» специальность. Например, медицину…

Мир медицины, мир «полубогов» в белом. Непосвященные всегда считали его обителью высокоморальных людей с ясными и гуманными помыслами, безупречной репутацией и трепетным уважением к учителю и коллегам по цеху.

Еще Гиппократ морально-этические принципы отношений врачей друг с другом выразил словами: «Врачам не к лицу уподобляться соседям по ремеслу на площади». Он же в знаменитой «Клятве» сформулировал и цеховое обещание учителю: «Считать научившего меня врачебному искусству наравне с моими родителями, делиться с ним своими достатками и в случае надобности помогать ему в его нуждах, его потомство считать своими братьями, и это искусство, если они захотят его изучить, преподавать им безвозмездно и без всякого договора, наставления, устные уроки и все остальное в учении сообщать своим сыновьям, сыновьям своего учителя и ученикам, связанным обязательством и клятвой по закону медицинскому, но никому другому».

Но времена Гиппократа давно канули в века…

В другом, более современном дошедшем до нас документе, тем более отечественном — «Врачебныя этическия правила, составленныя комиссіей, избранной Обществом Кіевских Врачей и утвержденныя имъ в заседании 7-го октября 1889 года», тоже есть поучительные пункты, регламентирующие профессиональную этику:

…21. В совещаниях нужно избегать даже и тени соперничества: напротив, следует быть в отношении к товарищам откровенным, правдивым и деликатным.

34. Врач, заменивший товарища, ничем не должен способствовать составлению дурного мнения о своем предшественнике.

42. В случае столкновения между врачами, касающегося их специальной деятельности, столкновение это прежде всего должно быть рассмотрено третейским судом из пяти врачей, избираемых Обществом Киевских Врачей ежегодно в следующем составе: Президент Общества Киевских Врачей, один профессор, один военный, один гражданский и один вольнопрактикующий врач. В случае надобности могут быть приглашены специалисты как эксперты.

Председатель Комиссии профессор Н. Хржонщевский, президент Общества Киевских Врачей

Всегда ли врачи добросовестно соблюдали эти положения?

Чаще, наверное, да. Так уж сложилось, что врачебное сословие во все века пополнялось в основном из среды разночинцев, для которых честь, достоинство, мораль, совесть — не простые слова. Врачей, вышедших из откровенных люмпенов или верхушки аристократов-небожителей, аморальных по своей сути, практически не было.

Но не все так безоблачно. История накопила немало примеров мерзости и злодейства, периодически проникавших в медицину. Мир «белых халатов» — только слепок того общества, в котором приходится жить, по­этому все пороки общества неизбежно проявляются и в среде врачей.

Злодейство многогранно. Это и доносы, и «подставы», и клевета, и попытки, часто небезуспешные, вытеснить коллегу с официальных позиций, лишить практики, очернить его в глазах пациентов, обывателей, и, что особо опасно, в глазах «власть имущих», склонных к быстрой расправе. В академической среде добавляется необъективная критика, замалчивание достижений конкурента, присваивание его идей, лишение научной и педагогической трибуны. Особо изощренная форма злодейства — склонение к предательству учеников. К сожалению, это было, есть и, наверное, будет…

Проходит время. Постепенно все становится на свои места. Интриганы и предатели за редким исключением остаются безымянными, а их жертвы, оболганные и гонимые, возрождаются из пепла, а иногда даже и канонизируются! Но это, к сожалению, слабое утешение. Признание почему-то любит приходить к своим героям посмертно…

Все истории, изложенные в «Антологии», — теперешняя жизнь. Поменяйте эпоху, имена, фамилии, места работы и получите другого человека. Так и сейчас принято поступать и жить. «Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем» (Еккл. 1: 3). Вот и приходится жить с чувством обгаженности и сознанием того, что «не все в порядке в королевстве».

История не имеет сослагательного наклонения. Что было — то было, но забывать об этом не стоит. Особенно сейчас, в эпоху поклонения «золотому тельцу» с его культом аморальной конкуренции и прогрессирующего цинизма… Может быть, описанные события окажутся для кого-то поучительными и остановят его у края падения в бездну аморальности, интриг и предательства?

Помните, что Бог отметил нас, наделив пороками и болезнями, дабы показать нам, что мы не имеем ничего, чем гордиться, что наше всеобъемлющее понимание на самом деле ничего не стоит, что мы далеки от познания абсолютной истины и что знания наши и силы в действительности очень малы.
Парацельс

Медицинским символом эпохи Возрождения по праву может быть назван Филипп Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм (Парацельс). Одни считали его пьяницей и буяном, другие — женоненавистником, третьи боялись его ясного ума и острого языка и гнали, обвиняя в ереси, четвертые молились на него, поклоняясь как магу и чудо­творцу... Лишь в одном все были единодушны: он был одним из тех, кого называют «людьми-титанами», творцами новой эпохи и новой культуры, великими и сложными для понимания современников.

Он родился 10 ноября 1493 года «в двух часах ходьбы от Цюриха», в швейцарском городке Айнзидельн (нем. Einsiedeln), в маленьком домике около Моста дьявола, когда солнце стояло в знаке Скорпиона, что по астрологическим канонам предопределяло его судьбу. По гороскопу он должен был стать или врачом или алхимиком, поэтому и был наречен именем ученика самого Аристотеля — врача Теофраста.

Прозвище Ауреол, что означает «золотой», и имя, вошедшее в историю, — Парацельс, то есть «равный Цельсу», он позже придумал сам.

В итоге он стал и врачом, и алхимиком.

Судьба с самого рождения не была благосклонна к нему. Даже его мать пришла в ужас, впервые увидев своего отпрыска: он был горбат, с огромной головой и крохотным тельцем.

Детство Тео соответствовало суровым нравам того времени: «Я не тот человек, который говорит людям только то, что им по вкусу. В детстве меня не поили медом, не кормили финиками и мягким пшеничным хлебом. Я пил молоко и ел сыр и хлеб из грубой муки. Я грубый человек, рожденный в грубой стране, я вырос в сосновых лесах и, возможно, получил в наследство их иголки».

Но если бы только иголки… Даже внешность не раз подталкивала его к гибели.

Однажды утром шестилетний Тео, как обычно, отправился пасти гусей. Но вскоре бледный как мел мальчик шатающейся походкой вошел в комнату и тотчас рухнул на пол. Одежда его была забрызгана кровью. Родители в ужасе увидели, что мальчик оскоплен. Оказалось, что его изувечил проходивший мимо пьяный дезертир: «Такому уроду, как ты, это ни к чему!»

Когда юноше исполнилось 16 лет, его отец врач Вильгельм вынужден был признать, что ничему более не может научить сына, и Теофраст в 1509 году отправился в дорогу — «Да не принадлежит никому тот, кто может принадлежать самому себе».

Поражает география странствий. Это и Университет Феррары, где он стал доктором медицины, и лаборатории серебряных копей знаменитого Зигмунда Фуггера в Тироле. Из Тироля он отправился по университетам Германии, затем перекочевал во Францию, чтобы посетить знаменитые медицинские школы Парижа и Монпелье. Из Франции направился на Пиренейский полуостров — в Испанию, из Испании в Англию, а затем в Нидерланды, нигде подолгу не задерживаясь. Его собственным рекордом были два года, проведенные на одном месте — в городе Базеле, где он преподавал медицину в местном университете и одновременно занимал должность городского врача.

Теофраст участвовал и в итальянских войнах в качестве полевого врача. Но увиденное сделало из него убежденного пацифиста — в 1519 году он дезертирует. Денег за свою службу он, разумеется, не получил, но ведь глоток свободы дорогого стоит! Правда, в 1520 году Теофраст вынужден был присоединиться к армии датского короля Кристиана II, воевавшего против Швеции. Вместе с его войском он проделал путь от столицы Дании до Стокгольма, куда торжественно вступил вместе с победителями. Затем он продолжил свой путь через север Германии в Литву, потом Польшу, побывал в Валахии и Далмации, Италии.

Если верить всем легендам, то Парацельс побывал и на Востоке. Он якобы был пленен татарами и доставлен к хану, который даровал мудрому пленнику жизнь. Более того, хан доверил Теофрасту сопровождать в Стамбул своего сына. Здесь восточные адепты тайных наук открыли ему свое учение. Поговаривали, что в Турции в 1521 году он получил-таки философский камень под руководством некоего Соломона Трисмозина. Ходили слухи, что в течение пяти лет он даже кочевал с цыганами, желая узнать тайны их лекарственных растений. «Я скитался в поисках моего искусства, нередко подвергая опасности свою жизнь. Я не стыдился даже у бродяг, палачей и цирюльников учиться всему, что считал полезным. Известно, что влюбленный может пройти долгий путь, чтобы встретить обожаемую им женщину, — насколько же сильнее та тяга любящего мудрость, что заставляет его скитаться в поисках своей божественной возлюбленной!» — писал он.

Как бы то ни было, но за годы странствий он свято уверовал в то, что «…истинного врача делают не книги и не душные лектории, а лишь практический опыт». Он первым заявил открыто, что догмы Галена, Гиппократа и Авиценны безнадежно устарели. И уж совсем крамольно прозвучали его обвинения коллегам: «Врачи не знают иных средств для лечения болезней, кроме кровопускания и клистира, которыми они мучают своих пациентов. Врачебное искусство превратилось в бессмысленное жонглирование латинскими словами…. Эти невежественные лекари суть слуги ада, посланные дьяволом издеваться над больными».

Эти слова не могли сойти ему с рук. К тому же в пылу дискуссий Теофраст не стеснялся в выражениях и обзывал оппонентов «лупоглазыми баранами», «ослами» и «дубами пробковыми», вызывая в них ярость. Понятно, что нигде он долго задержаться не мог: «…меня изгнали из Литвы, затем из Пруссии и, наконец, из Польши. Я не пробудил симпатии к себе в Нидерландах, не пришелся ко двору в университетах, я не нравился никому, кроме своих больных».

Наконец в 1524 году, после десяти лет странствий, Парацельс вернулся в Германию без гроша за душой. Но в Зальцбурге он сразу же ухитрился поссориться с почитаемым в городе проповедником, и, чтобы уйти от наказания, ему пришлось бежать, бросив в спешке большую часть своего скромного имущества — два сюртука, кафтан, жилет, вытертый кожаный пояс, две кружки, латунный светильник и деревянный прибор для астрологических вычислений.

Он решает идти в Страсбург. По дороге он заглянул в Вильдбад и Баден-Баден, заинтересовавшись знаменитыми целебными источниками. И здесь не обошлось без скандала. В Баден-Бадене он излечил от дизентерии маркграфа Филиппа I, который, выздоровев, не заплатил ему ни гроша. Такая несправедливость привела Парацельса в бешенство. И он по горячим следам обиды даже написал свою врачебную клятву: «Клянусь никогда не лечить благородных дворян в их замках, а также монахов и монахинь в их кельях, если они не заплатят мне вперед».

Но нет худа без добра. Лечение Филиппа не принесло ему денег, зато прибавило славы. На Верхнем Рейне не было человека, который не слышал бы о странствующем докторе, сумевшем вылечить умирающего маркграфа. Слава Парацельса дошла и до города Базеля. И вот он — миг удачи. Врач был приглашен к одному из самых влиятельных людей города, книготорговцу Фробену, который давно страдал от ужасных болей в ноге. Его уже готовили к ампутации, когда кто-то рассказал ему о чудесном докторе, и Фробен тут же послал гонца в Страсбург. Теофраст в самый короткий срок поставил книготорговца на ноги. В этот раз благодарный пациент щедро одарил Парацельса. И не только. Исключения из правил бывают. Фробен употребил все свое влияние, чтобы по достоинству вознаградить спасителя: Парацельс получил приглашение в Базель, на должность городского врача и профессора.

Фробен Фробеном, но профессура Базельского университета совсем не проявляла добрых чувств к чудо-доктору — к кафедре его не допускали. Его считали шарлатаном и самозванцем, а раз он преподавал медицину не на латыни, то ставили под сомнение окончание им университета. Дошло до того, что врачи Базеля стали распространять клеветнические листовки в городе, чтобы опорочить его в глазах пациентов и подорвать его врачебную практику.

Но связи — великое дело! Его взял под покровительство сам Эразм Роттердамский, близкий друг излеченного Фробена, и в июне 1527 года Парацельс, несмотря на сопротивление профессуры, вступил на лекторскую кафедру и тут же стал провоцировать скандалы. «Одни книги еще никого не сделали врачом, — вещал он с высоты кафедры. — Медицина есть искусство, требующее практики. Разве можно стать великим полководцем, прочитав Ливия? Начиная изучать мое искусство, я вообразил, что в мире нет ни одного учителя, способного научить меня, и что я должен постигать все сам. Я вошел в храм знания не через парадную дверь, а через дверь природы. Ее свет, а не аптекарский фонарь освещал мой путь». Он стал водить студентов в больницы. Вместе с ними он совершал прогулки за город, где рассказывал о лекарственных свойствах растений и минералов.

Недруги Парацельса попробовали подговорить студентов бойкотировать его лекции, но этот план провалился — наоборот, в Базель толпами начали стекаться школяры и студенты из других германских университетов.

Казалось бы, пришло время угомониться и почивать на лаврах. Но тем же летом он опять заставил говорить о себе весь город. В ночь на Ивана Купалу, когда повсюду по традиции разжигали костры, чтобы избавиться от нечистой силы, Парацельс перешел Рубикон. Во дворе университета он сжег сочинения Галена и Авиценны. Это уже был открытый вызов.

Звезда успеха и удачи Парацельса в Базеле погасла очень быстро. «У фаворита век короток». Несчастья посыпались на его голову сразу, как только умер его покровитель Фробен. Магистрату начал надоедать этот неуживчивый человек. На него ополчились не только врачи, но и все городские аптекари. Дело в том, что Парацельс покусился на «святое», то, что сегодня именуется емким словом «откат». На правах главного городского врача он предложил, чтобы «…ни один аптекарь с докторами общения не имел, даров от них не получал и в дележ с ними не вступал». Понятно, что это было уже слишком…

Для завершения уничтожения неуживчивого конкурента не хватало предательства в его ближайшем окружении. И, как всегда, роль Иуды исполнил любимый ученик — Иоганн Опорин (Иоганус Опоринус). Интрига заключалась в том, что у Парацельса произошел скандал с каноником Корнелиусом фон Лихтенфельсом. Хотя каноник терпеть не мог выскочку-доктора, но, всерьез захворав, призвал того к своей постели — страх смерти пересилил ненависть. Он слезно умолял Теофраста спасти его, обещая сказочно отблагодарить. Парацельс быстро поставил каноника на ноги. А тот заплатил ему... всего 6 гульденов. Это было уже откровенное издевательство. Парацельс подал на Лихтенфельса в суд, но ему отказали в иске. В гневе Теофраст написал письмо членам городского совета, в котором в самых непристойных выражениях обвинил их во всех смертных грехах. Но, поняв, что перегнул палку, выбросил письмо и сочинил другое, сдержанное послание. Опорин же нашел первое, выброшенное письмо учителя и решил отомстить ему за незаслуженные обиды. Правильно опытные люди советуют: «Никогда ничего не пиши, а если написал — не подписывай».

Магистрат, получив компрометирующий документ, подписал бумаги на арест Теофраста фон Гогенгейма. Кроме того, «любимый ученик» дал показания против учителя, обвинив его, ни много ни мало, в ереси: «Я никогда не видел, чтобы он молился или обращался к евангельскому учению. Он утверждал, что никто еще не понял истинного смысла Священного Писания, как Ветхого завета, так и Нового, что трактуют только внешнюю оболочку, не «проникая в суть».

Пришлось ему бежать из Базеля без вещей и рукописей, их позже привез Опорин. Можно представить, какой была их встреча! Впоследствии, правда, уже после смерти учителя, Опорин, как и Иуда, раскаялся в содеянном: «Я не понимал, что он такой ученый муж». После предательства Опорина отношение к ученикам у Парацельса изменилось. Со всеми он был одинаково холоден и неразговорчив.

После базельской истории Парацельс около полугода жил в Кольмаре, потом в Эслингене, где жили его родственники. В конце концов от Теофраста отвернулись даже они, и он был вынужден двинуться дальше по Швабии и Франконии.

Ему не давали заниматься научными изысканиями, запрещали говорить с кафедры! Не уносить же знания в могилу, и Парацельс решает опубликовать свои труды. В Нюрнберге он представил рукописи на одобрение цензорной коллегии и получил разрешение на издание своих трудов. Первыми были две книги о лечении сифилиса. И все бы ничего, если бы в конце трактата Парацельс не обозвал всех врачей, рекомендующих своим больным новомодное лечение гваяковым деревом, «дубами пробковыми». И у него были на то основания. Он провел ряд опытов и понял, что «…прикладывать к гнойникам и шанкрам кусочки этого экзотического дерева — все равно, что мазать их сливочным маслом».

Ох, как неосторожно он перешел дорогу «фармацевтической мафии» тех времен. Поставщики гваякового дерева почувствовали, что их благосостояние под угрозой, и «надавили» на городские власти. Печатание сочинений ученого было прекращено.

Вновь начались годы скитаний. Его мало куда пускали дальше порога. Парацельс совсем уж не был похож на важных докторов. Он был крайне неопрятен, никогда не стирал своей одежды, предпочитая просто покупать новую, когда прежняя становилась совсем ветхой. Но судьба вновь улыбнулась скитальцу, и он поселился на 27 недель в доме Штудера, болевшего бургомистра Санкт-Галлена. Бургомистр пошел на поправку. Домашняя атмосфера его семейства благоприятно подействовала и на Парацельса, к нему снова вернулось вдохновение. Можно сказать, что именно семье Штудера мир обязан появлением на свет двух трактатов — «Парамирум» о камне­образующих болезнях и «О невидимых болезнях» (о душевных недугах).

А потом — опять скитания. В 1532–1534 гг. доктор живет в Аппенцеле и неожиданно впадает в глубокое уныние. Разочарованный в жизни, Теофраст решил уйти от мира. Он хотел сделаться проповедником и отправиться в горные деревни наставлять крестьян на путь истинный. Проповеди проповедями, но того, чем одаривала его паства, не хватало даже на пропитание. Так проповедника из него не вышло, и весной 1534 года, весь «оборванный и загорелый дочерна», он появился в Инсбруке... и решил возобновить практику. Но бургомистр запретил Теофрасту пребывание в городе. «Он видел докторов в шелковых платьях, а не в ветоши. Словом, я оказался недостаточно хорошо наряженным в этом чистеньком городке», — с горечью вспоминал Парацельс.

В порыве отчаяния он направился в Штерцинг, охваченный чумой. Много дней, рискуя заболеть, сражался с «беззубой старухой», вытаскивая больных с того света, но и здесь не заслужил благодарности.

В 1536 году звезды на небосводе, очевидно, поменяли свое положение, и круг неудач доктора Парацельса наконец-то разомкнулся. К нему прибыли гонцы от Иоганна фон Лайпника, маршала Богемии. Как и многие пациенты, которых Парацельс возвращал к жизни, фон Лайпник был болен давно. Доктора уже не могли помочь наполовину парализованному, больному водянкой маршалу. Иногда они давали ему опиум, чтобы заглушить боль. Парацельс поселился в замке Мэриш-Кромау и жил там, пока маршал не стал подниматься с постели. После этого события заговор молчания, много лет назад образовавшийся вокруг странствующего доктора, был преодолен. Недаром говорят, что «славу доктору создает положение его пациентов». Парацельсу устроили в рыцарском замке торжественный прием, на который собралась вся верхушка города Прессбурга. В Вене его дважды удостаивал аудиенции король Австрии Фердинанд.

Дальнейшая жизнь Парацельса — редкое исключение из правила о том, что слава настигает своего героя обычно посмертно.

Из книги О.Е. Боброва «Антология интриг и предательства в медицине». — 2009