Газета «Новости медицины и фармации» 4 (445) 2013

Оборвавшаяся в 33 года посредством самоубийства жизнь талантливого русского прозаика Всеволода Михайловича Гаршина оставила немало загадок и тайн, подойти к расшифровке которых более­менее полно и адекватно можно лишь сегодня, спустя более 120 лет с момента его гибели.

Материалами для подготовки настоящего сообщения послужили литературные и мемуарные свидетельства современников писателя, его знакомых и родственников, а также коллег по печатному цеху и научно­медицинские руководства, увидевшие свет в самое последнее время.

Подвижники нужны как солнце. Составляя самый поэтический и жизнерадостный элемент общества, они возбуждают, утешают и облагораживают. Их личности — это живые документы, указывающие обществу, что, кроме людей, ведущих спор об оптимизме и пессимизме, пишущих от скуки неважные повести, ненужные проекты и дешевые диссертации, развратничающих во имя отрицания жизни и лгущих ради куска хлеба, есть еще люди иного порядка, люди подвига, веры и ясно осознанной цели.

А.П. Чехов

Творчество признанного классика оте­чественной литературы В.М. Гаршина складывалось, развивалось и совершенствовалось в непростых условиях 70–80­х годов ХІХ века (постреформенная эпоха, последовавшая за отменой крепостного права в Российской империи).

На первый взгляд, общественная жизнедеятельность в ту далекую от нас пору казалась относительно устойчивой и стабильной: тогда еще не было кровопролитных мировых вооруженных конфликтов и не наблюдалось никаких революционных восстаний масс и социальных потрясений. Но так казалось только на первый, поверхностный взгляд. Современники, жившие и мыслившие, болеющие сердцем за судьбы народа, с горечью отмечали, что эта эпоха была переполнена великим гнетом, большими мучениями и всяческими ужасами, которым, казалось, ни конца ни края не будет видно. После знаменитой реформы 1861 года и повсеместной отмены крепостного права крестьянство стало быстро разоряться и голодать; труд заводских рабочих был неимоверно тяжел и крайне нищенски оплачивался. Интеллигентски­разночинское «хождение в народ» абсолютно не принесло ожидаемых реальных подвижек, а убийство царя Александра ІІ, совершенное народниками 1 марта 1881 года, аккурат спустя 2 десятилетия после отмены крепостного права, привело к установлению крутой и жесткой политической реакции в стране.

«Властительница дум» — великая русская литература активно противостояла гнетущей атмосфере тогдашнего удушающего общественного порядка, базировавшегося на финансовом доминировании и исключительном произволе властей пре­держащих.

Именно в 80­х годах Лев Толстой — совесть народа и великий знаток человеческих душ — подверг беспощадной критике непрекращающееся государственное насилие над неповторимой и уникальной человеческой личностью. Михаил Салтыков­Щедрин тонко вскрывал сущность общественно­политической реакции с помощью своей беспощадной сатиры. В произведениях Глеба Успенского в полный голос звучала скорбь и боль за современника, вставали образы людей тревожной мысли и «больной совести», живущих в удушающей обстановке «власти капитала». В конце 70­х — начале 80­х годов ХІХ века в русской литературе появились первые рассказы и повести А.П. Чехова и В.Г. Короленко.

К этой блестящей плеяде представителей литературы критического реализма по праву принадлежал и В.М. Гаршин.

Родился Всеволод Гаршин 2 февраля 1855 года в Бахмутском уезде Екатерино­славской губернии в имении бабушки по материнской линии, в дворянской семье скромного достатка. Род Гаршиных был довольно древним. По семейному преданию, его родоначальник мурза Горша (Гарша) вышел из Золотой Орды и при Иване ІІІ был крещен, ему и затем его потомкам достались земли в Воронежской губернии, где Гаршины долгое время жили. Дед по отцу будущего писателя Егор Архипович был человеком крутого и властного нрава: жестоко порол мужиков, самодержавно пользовался правом первой ночи, поливал кипятком фруктовые деревья непокорных однодворцев. Он судился всю жизнь с соседями, сильно расстроил свое крупное когда­то состояние, и отцу Всеволода досталось всего 70 душ в Старобельском уезде (ныне Старобельский р­н Луганщины).

Отец писателя Михаил Егорович Гаршин окончил 1­ю Московскую гимназию и два года проучился на юридическом ­факультете Московского университета, а затем «увлекся военной службой» (его собственные слова) и поступил в Кирасирскую дивизию.

В 1848 году, находясь с полком на Северском Донце и «ездя по помещикам с офицерами» [1, с. 317], он близко познакомился и сошелся с чудесной девушкой Екатериной Степановной Акимовой, на которой и женился. Дед будущего писателя по материнской линии был отставным морским офицером и слыл среди помещиков Бахмутского уезда опасным вольнодумцем и даже «помешанным». «Помешательство» его состояло в том, что в голод 1843 года он заложил свое имение, занял денег и привез большое количество хлеба из России, который затем даром раздал голодавшим, своим и чужим. Умер Степан Акимов довольно рано, оставив пятерых детей, старшая из которых, мать будущего писателя, была весьма образованной для того времени девушкой. Всеволод родился третьим ребенком в семье. Вместе с воинским полком семья военнообязанного Михаила Гаршина часто переезжала с места на место, а в 1858 году отец Всеволода, получив наследство от своего умершего отца, вышел в отставку, купил дом в Старобельске, находившийся всего в 12 верстах от их родового имения.

Юный Сева очень рано (в 3 года) научился читать. Выучил его читать по старой книжке журнала «Современник» домашний учитель П.В. Завадский. Для нашей настоящей работы будет небезынтересно отметить, что в период от четырех до восьми лет маленький Сева пережил немало психоэмоциональных потрясений. В своей «Автобио­графии» В.М. Гаршин так сказал об этом:

«Пятый год моей жизни был очень бурный. Меня возили из Старобельска в Харьков, из Харькова в Одессу, оттуда в Харьков и назад, в Старобельск (все это на почтовых, зимою, летом и осенью); некоторые сцены оставляли во мне неизгладимое воспоминание и, быть может, следы на характере. Преобладающее на моей физиономии печальное выражение, вероятно, получило свое начало в эту эпоху» [1, с. 318].

Для целей нашего сообщения весьма важно это собственное признание писателя, опубликованное уже после смерти Гаршина С.А. Венгеровым. На хрупкую и чуткую душу юного Севы (и его братьев) повлияло и горькое расставание с родителями: увлекшись до беспамятства П.В. Завадским, мать Гаршина сопровождала их бывшего домашнего учителя в ссылку в Петрозаводск, а затем со старшими сыновьями стала жить вблизи от ссыльного — в Петербурге, а Сева остался с отцом в Старобельском уезде. Именно в эти годы мальчик перечитал горы книг, и никогда больше в его короткой жизни он так много и с таким упорством не читал. Кроме произведений детской литературы это были сложные для юного восприятия публицистически­злободневные статьи из журналов «Современник» и «Время».

Сильно подействовали на Всеволода книги Гарриет Бичер­Стоу «Хижина дяди Тома» и «Жизнь негров», с упоением прочитал он и «Собор Парижской Богоматери» В. Гюго, а также «Что делать?» Н.Г. Чернышевского… Буквально проглатывал он сочинения Пушкина, Лермонтова, Гоголя и Жуковского, отметив в «Автобиографии», что «это раннее чтение было, без сомнения, очень вредно» [1, с. 319].

Летом 1863 года мать увезла Всеволода в Петербург. Из уединенной, тихой и спокойной провинциальной обстановки восьмилетний мальчик попал в шумную, никогда не пустовавшую петербургскую квартиру Екатерины Степановны, которая страстно любила разнообразных людей и всегда умела собрать их вокруг себя в большом количестве, что не давало душевного покоя ее мальчикам.

В 1864 году Гаршина отдали в гимназию № 7, располагавшуюся на 12­й линии Васильевского острова. Учился Сева не очень хорошо, поскольку много времени тратил на постороннее чтение, да и болел подолгу, поэтому семилетний курс обучения у него превратился в десятилетний. В это время у Гаршина начали проявляться первые явные симптомы душевного расстройства: появились смутные стремления к борьбе с неким «мировым злом». А.Н. Алимов (товарищ Гаршина по гимназии) в своих воспоминаниях так об этом писал:

«Нередко бывало, что этот веселый на вид, беззаботный гимназист вдруг присмиреет, смолкнет, будто недоволен собой и окружающим, будто горько ему, что кругом недостаточно умного и хорошего. Иногда при этом с уст его срывались замечания о том, что необходимо бороться со злом, и высказывались подчас очень странные (выделено нами. — И.К.) взгляды, как устроить счастье всего человечества» [1, с. 249].

Удручающие впечатления и постоянно случавшиеся катаклизмы тогдашней российской общественно­политической действительности не могли не обострять тягостное психоэмоциональное состояние, приводя к существенному истощению душевных сил юноши. Приступы болезни нельзя было бы назвать частыми, но они выбивали молодого человека из колеи и не позволяли продуктивно учиться и эффективно интеллектуально трудиться. Ситуация усугублялась генетическими механизмами душевного нездоровья: дед по отцовской линии был крайне неуравновешенным, неуживчивым и мстительным человеком, а отец страдал явным психическим заболеванием. Известно также, что один из старших братьев Всеволода (как впоследствии и он сам) покончил жизнь самоубийством в довольно молодом возрасте.

Эта статья не претендует на исчерпывающее объяснение причин ухода из жизни в 33 года очень популярного у интеллигенции русского прозаика В.М. Гаршина, однако мы попытаемся с позиции современной суицидологии проанализировать раннюю кончину любимого миллионами читателей и в ХХІ веке талантливого автора.

Биполярное депрессивное расстройство, имевшее место у Гаршина, с позиций современной психиатрической науки и практики представляет собой весьма тяжелую патологию. Это психическое расстройство протекает в виде чередующихся аффективных фаз (маниакальных и депрессивных), разделенных «светлыми» промежутками душевного здоровья.

У В.М. Гаршина документированы как маниакальная фаза (1872–1877 гг.), так и несколько депрессивных, по поводу чего он и лечился на Сабуровой даче в Харькове (ныне Харьковская областная клиническая психиатрическая больница № 3). Последнее депрессивное состояние закончилось весьма печально — суицидальной попыткой.

Следует отметить особо, что в один из эпизодов пребывания на Сабуровой даче Гаршиным было написано удивительно щемящее и берущее за душу читателей и ныне произведение — новелла «Красный цветок».

Как известно, суицидальное поведение является специфическим для человека поведением, включающим (согласно модели суицидального континуума) суицидальные мысли, тенденции, намерения, высказывания, суицидальные попытки и завершенный суицид (самоубийство) [6]. Многие современные авторы­суицидологи считают, что явление суицида должно быть изъято из перечисленного выше ряда в силу того, что люди, совершающие попытки, и лица, совершившие суицид, представляют собой два довольно дифференцированных контингента индивидуумов. И все же в психиатрической литературе преобладают воззрения на суицидальное поведение как на некий усиливающийся со временем (при злокачественном течении) процесс. Исследователи считают, что самоубийство как таковое представляет собой область междисциплинарных поисков и включает массу аспектов и нюансов: от философских, социокультурных, психологических до медицинских, нейробиологических и генетических. В данном разрезе личность и судьба Всеволода Гаршина представляет много интересных фактов, позволяющих вскрыть (хотя бы в первом приближении) механизмы раннего самоубийства талантливейшего писателя и совестливого человека.

Как известно, после окончания реального училища в 1874 году Всеволод мечтал поступить в Медико­хирургическую академию (он очень интересовался естествознанием), однако выпускников реальных гимназий туда согласно только что вышедшему постановлению Министерства просвещения не принимали. И хотя инженерная карьера Севу никак не привлекала, Гаршин был вынужден поступить и учиться в Горном институте. Это еще один удар по самолюбию и вынужденное занятие в общем­то далеко не самым любимым делом. Учение в Горном институте было прервано военными событиями. Начавшаяся в апреле 1877 года война России с Турцией за освобождение балканских славян властно побудила Гаршина отправиться в качестве вольноопределяющегося в один из российских военных пехотных полков. Сработали гены? Вместе с простыми солдатами, полюбившими 22­летнего студента­добровольца, он совершил тяжелый поход по Дунаю, а 11 августа в сражении при Аясларе Гаршин получил ранение в ногу. По окончании войны его произвели в офицеры, однако Всеволод вышел в отставку и целиком отдался литературному творчеству. Следует упомянуть, что первый свой очерк «Подлинная история Энского земского собрания», основанный на материалах старобельских наблюдений, был им опубликован еще в 1876 году, однако истинная слава пришла к нему после выхода в свет в «Отечественных записках» рассказа «Четыре дня» — произведения, глубоко потрясшего тогдашнее российское общество. К этому рассказу тесно примыкает очерк «Аясларское дело» и маленькая новелла под названием «Очень короткий роман». Тема военных бедствий и страданий простого солдата всесторонне раскрыта во всех этих произведениях. В конце 70­х годов Гаршин задумал написать цикл рассказов «Люди и война», однако замыслу так и не удалось осуществиться. В произведениях, посвященных мирной жизни, Гаршин властно берет многочисленные социальные противоречия в их будничном обличье, однако в его изображении эти противоречия получаются особенно ужасными. Чтобы увидеть и ярко отобразить их в прозе, автору требовалось пережить настоящие душевные потрясения. Именно внезапно ужаснув, можно было попытаться вывести обывателя из пассивного участия в творимом повседневно и повсеместно зле. Герои Гаршина, сталкиваясь с фактами тотальной социальной неправды, мучительно задумываются над своим тягостным положением, у них пробуждается мысль и совесть. Одна сторона социальной трагедии по Гаршину — физические и нравственные страдания безвинно обреченных человеческих существ, а другая сторона состоит в том, что эти страдания лишают душевного спокойствия да и возможности полноценно жить мыслящих и остро чувствующих людей, пока еще сегодня не принадлежащих к числу обреченных, «униженных и оскорбленных».

Предметом нашего рассмотрения не будут филологические и литературоведческие механизмы творческого таланта Гаршина. Нам интересны истоки его душевного недуга, столь рано оборвавшего жизнь большого мастера социально­психологического рассказа.

В 1888 году здоровье Гаршина сильно пошатнулось. Глеб Успенский, близко знавший Всеволода Михайловича, говорил о том, что его болезнь «питали впечатления действительной жизни», оказавшиеся мучительными для нездорового психоэмоционального статуса Гаршина. Историк литературы, критик и лингвист Ф.Д. Батюшков в своих воспоминаниях [1, с. 375] писал:

«…Гаршин представляется таким человеком, который, с одной стороны, стремясь быть выше и лучше других, с другой, тяготился своими преимуществами: ему всю жизнь было «стыдно быть хорошим», т.е. образованным, интеллектуально и эстетически развитым человеком…»

Писатель и библиограф Павел Васильевич Быков (1843–1930) в заметках «Писатель­мученик, человеколюбец (несколько слов о В.М. Гаршине)» приводит такие подлинные слова самого Гаршина:

«Я должен соприкасаться с гнетущей действительностью, и потом меня еще как­то давят недобрые предчувствия… Точно около меня проходят разнообразные тяжелые сны и болезненно задевают меня. То я вижу себя утопающим, то яростно вызываю кого­то на поединок, то попадаю в зверинец, вижу, как тигр разламывает клетку и бросается на меня, я лежу окровавленным, привлекая толпу праздных зрителей, выражающих мне ненужное сочувствие и любопытство. Вы можете по этому судить, какой силой обладает мое воображение; меня лихорадит от этих кошмаров, от проходящих теней, снующих мимо меня. Это — тени жизни, тени ее бремени, которые нести мне подчас не под силу (выделено нами. — И.К.)» [1, с. 379].

Тоскливое чувство неудовлетворенности, никогда не угасавшая в душе печаль и не замиравшие «проклятые вопросы», на которые жизнь не давала ему адекватного ответа, создавали тот неблагоприятный фон, на котором болезнь прогрессировала. Антонина де­Лазари (урожденная Александрова) писала в воспоминаниях, что ее сестра Раиса была предметом любовного увлечения молодого Всеволода Гаршина, однако «…ввиду болезненной наследственности в семье Гаршиных, как мать Всеволода Михайловича, так и мать моя, старались, по возможности мягко, отвлечь молодых людей от мысли сочетаться браком…» [1, с. 353]. Она продолжает:

«Зачатки грозной болезни, унесшей талант и душу Гаршина, уже начинали сиять в его жизни отдаленными зарницами. Порою он... делался мрачен, порою отстранялся от всех, и только мы, наш юный, беспечно и радостно настроенный кружок, еще отвлекал его от тяжелых мыслей и душевной тоски» [1, с. 353].

Существует версия о том, что Гаршин покончил жизнь самоубийством после знакомства с картиной И.Е. Репина «Иван Грозный и сын его Иван», однако эта версия не выдерживает серьезной критики. Позировал Гаршин Репину для этюда по этой картине в 1883 году, т.е. за пять лет до смерти. Сам Илья Ефимович видел Гаршина за неделю до катастрофы в Гостином Дворе. Вот как пишет Репин:

«Мне захотелось побродить с ним. Он был особенно грустен, убит и расстроен. Чтобы отвлечь мой упорный взгляд, обращенный на него, Гаршин сначала попытался шутить, затем стал вздыхать, и страдание, глубокое страдание изобразилось на его красивом, но сильно потемневшем за это время лице… Бродили мы часа два, все больше молча. Потом Гаршин вспомнил, что ему очень необходимо спешить по делу, и мы расстались… навеки…» [1, с. 388].

Публицист и драматург Н.А. Демчинский, который совместно с Гаршиным работал над пьесой из современной жизни, оставшейся незаконченной, писал, что когда Гаршин увидел картину Репина «Иван Грозный», то, по его словам, он не спал всю последующую ночь, а первым его впечатлением были слова, произнесенные дрожащим от волнения голосом: «Зачем, зачем столько крови?..» Любопытно, что, видимо, что­то особое «влекло его к этой крови, и он почти каждый день, идя на службу, заходил на несколько минут на выставку…» [1, с. 388].

Сам Гаршин в письме к своему товарищу по реальному училищу и Горному институту Владимиру Латкину 20 февраля 1885 года писал так:

«В каком бы восторге был ты теперь, увидев «Ивана Грозного» Репина. Да, такой картины у нас еще не было, ни у Репина, ни у кого другого — и я желал бы осмотреть все европейские галереи для того только, чтобы сказать то же и про Европу… Представь себе Грозного, с которого соскочил царь, соскочил Грозный, тиран, владыка, — ничего этого нет; перед тобой только выбитый из седла зверь, который под влиянием страшного удара на минуту стал человеком. Я рад, рад, что живу, когда живет Илья Ефимович Репин. У меня нет похвалы для этой картины, которая была бы ее достойна» [1, с. 335].

Поэт, публицист и переводчик Н. Минский (настоящее имя Виленкин Николай Максимович) на свежей могиле В.М. Гаршина сказал:

«Без него нам стыдно жить!»

Лучше не скажешь…