Газета «Новости медицины и фармации» 21-22 (523-524) 2014

Статья опубликована на с. 26-29 (Укр.)

ХХ век метеором ворвался в упорядоченную жизнь царской России. События развивались с космической скоростью и огромной разрушительной силой. Опустошительные войны, горькие поражения, смена уклада. «Кто был никем, тот станет всем!» — привлекательный лозунг, за которым пошли молодые амбициозные юноши и девушки в надежде обрести себя, создать нечто светлое и доброе.

Неожиданные идеи не отпугивали несбыточностью, а принимались на веру как данность. В штормовой поток попал и молодой Владимир Маяковский из грузинского города Багдади.

Исанна Лихтенштейн

Можно думать, что казацкая вольница предков отца поэта, скромного лесничего, нашла благодатную почву в лице сына Володи Маяковского. По матери Владимир состоял в дальнем родстве с писателем-историком Данилевским, а через него, как ни фантастично, с потомками Пушкина и Гоголя. Дворянские семьи были причудливо связаны между собой родственными узами в течение столетий. В памяти семей бережно хранилась память поколений. Так, по одной из версий, у предков Маяковского по отцовской линии перед Полтавской битвой останавливался Петр Первый. Рассказы тешили. Обедневших дворян радовали истории о блистательном прошлом. Оставалась надежда, сохранялись честь и достоинство.

Детские годы Маяковского прошли в Грузии в благополучной дружной семье. Неоднократно маленький Володя объезжал с отцом лесничество, слушал интересные воспоминания и рассказы. Отец прекрасно и охотно декламировал, любил литературу. В семье все рисовали.

Но спокойная жизнь длилась недолго. В 1906 году Владимир Константинович умер от заражения крови, уколовшись иголкой от скоросшивателя. Смерть отца, трагичная сама по себе, сильно травмировала сына. С этих пор до последних дней жизни Маяковский боялся уколоться, заразиться, отличался мнительностью и гиперболизированно, неадекватно страшился недомоганий.

Осиротевшая семья переехала в Москву. Жили трудно, сдавали комнату квартирантам. А вокруг кипела столичная жизнь. Многочисленные соблазны, неожиданные знакомства. Маяковский учился в гимназии в одном классе с Шурой (Александром) Пастернаком, младшим братом поэта, впоследствии архитектором. С поэтом Пастернаком поэт Маяковский знакомится в 1914 году. «За его манерою держаться чудилось нечто подобное решению, когда оно приведено в исполнение, и следствия его уже не подлежат отмене. Таким решением была его гениальность, встреча с которой когда-то так его поразила, что стала ему на все времена тематическим предписанием, воплощению которого он отдал всего себя без жалости и колебания... Немного спустя он предложил кое-что прочесть... Это была трагедия «Владимир Маяковский», тогда только что вышедшая. Я слушал, не помня себя, всем перехваченным сердцем, затая дыхание. Ничего подобного я раньше никогда не слыхал. Здесь было все. Бульвар, собаки, тополя и бабочки. Парикмахеры, булочники, портные и паровозы... И как просто было это все! Искусство называлось трагедией. Так и следует ему называться. Трагедия называлась «Владимир Маяковский». Заглавие скрывало гениально простое открытие, что поэт не автор, но — предмет лирики, от первого лица обращающийся к миру» [12]. Так восторженно описывает Борис Пастернак встречу с поэтом Маяковским.

Среди гимназистов были юнцы, увлеченные переустройством мира. Они раздавали прокламации, помогали ссыльным, искали единомышленников. Маяковский с его повышенной активностью, обостренной совестью, романтизмом ощутил себя частью движения. Стал членом Российской социал-демократической рабочей партии. Вряд ли ему удалось что-либо реально сделать, на что-то серьезно повлиять, но в тюрьму попал довольно быстро. Его дважды сажали, по малолетству отпускали, но в третий раз угодил на 11 месяцев. Ершистого, не терпящего принуждения Маяковского за нарушение режима посадили в сто третью одиночную камеру знаменитой и в дальнейших перипетиях жизни страны Бутырской тюрьмы.

Считают, что пребывание в одиночной камере оказало влияние на личностные особенности Владимира Владимировича. Он стал замкнутым, возникло чувство тревоги. Еще во время первого ареста его направили на психиатрическую экспертизу, однако доктора в то время отклонений от нормы не определили. В последующие годы, вскоре после выхода на свободу, врачи определяли у Маяковского невроз, психастению, рекомендовали продолжительный отдых [5].

Владимир, оказавшись на свободе, продолжил прежние знакомства, но в партию больше не вступал.

В 1911 году Маяковский на похоронах Валентина Серова знакомится с художницей Евгенией Ланг — дочерью крупнейшего русского врача Г.Ф. Ланга. Евгения ввела Владимира в круг молодых художников. Любивший и умевший рисовать Владимир учится в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, знакомится с братьями Бурлюками. Семья Бурлюков, все члены которой обладали недюжинными талантами в живописи и поэзии, — необычный феномен. Дружба с братьями Бурлюками, особенно с Давидом, оказала влияние на Владимира, на взгляды и пристрастия в искусстве, внесла серьезные коррективы в образ мыслей, в мировоззрение.

Давид Бурлюк считается основателем русского футуризма. Маяковский увлекся футуризмом и вместе с Бурлюком участвовал в публичных выступлениях. Громкий, склонный к провокационным поступкам, грубоватый, Владимир поначалу вызвал гнев Бурлюка, едва не приведший к тяжелому разрыву. К счастью, отношения друзей не пострадали. Осенью 1912 года, гуляя с Бурлюком, Маяковский прочитал одно из своих стихотворений, не признаваясь по неуверенности в авторстве. Бурлюк понял, кем написано стихотворение, и немедленно со свойственной молодости экспрессией заговорил о гениальности молодого поэта. По воспоминаниям Бурлюка, Маяковский вдруг, «подобно Афине Палладе, явился законченным поэтом» (Фундаментальная электронная библиотека. Русская литература и фольклор. Библиотека семейных историй).

До той поры Маяковский не относился серьезно к поэтическим опытам, считая себя художником. Владимир Владимирович действительно был одаренным художником.

Из небольшого числа приведенных рисунков отчетливо видно умение автора работать во многих жанрах, используя разную технику. В последующем Владимир Владимирович нередко иллюстрировал свои произведения, рисовал плакаты, рекламные материалы.

Маяковский увлекся футуризмом и стал активным проводником идей движения. В 1913 году Владимир был одним из основных авторов листовки-манифеста «Пощечина общественному вкусу». В сборнике напечатали стихотворение «Ночь», издание иллюстрировал замечательный художник Павел Филонов.

Багровый и белый отброшен

      и скомкан,

в зеленый бросали горстями

      дукаты,

а черным ладоням сбежавшихся окон

раздали горящие желтые карты.

Бульварам и площади было не странно

увидеть на зданиях синие тоги.

И раньше бегущим, как желтые раны,

огни обручали браслетами ноги.

Толпа — пестрошерстая быстрая

      кошка —

плыла, изгибаясь, дверями влекома;

каждый хотел протащить хоть

      немножко

громаду из смеха отлитого кома.

Я, чувствуя платья зовущие лапы,

в глаза им улыбку протиснул, пугая

ударами в жесть, хохотали арапы,

над лбом расцветивши крыло попугая.

Пожалуй, общее мнение по поводу «Манифеста футуристов» выразил Корней Чуковский: «Все сломать, все уничтожить, разрушить, — и самому погибнуть под осколками — такова его, по-видимому, миссия».

Грозные призывы бросить с «Парохода Современности» Пушкина, Достоевского, Толстого и других были не только вызовом символизму, но и желанием нового, свежего, справедливого порядка существования. Одновременно с грозными призывами Маяковский читал наизусть Пушкина, увлекался Блоком, следил за поэтическими новинками.

Вызывающее поведение Маяковского, по мнению друзей, маскировало неуверенность в себе, застенчивость. Высокий, плечистый, крепкий, красивый, мужественный, с сильным голосом трибуна, Владимир Владимирович на поверку был мягким, сомневающимся, нуждающимся в бережном отношении. В этом противоречии таилась сложность судьбы поэта, только кажущегося огромным, могучим и бескомпромиссным, а на поверку — незащищенного.

Читая и перечитывая Маяковского после длительного перерыва, оставив в стороне «трибуна, агитатора, главаря», увидела тревожного, сомневающегося, сентиментального и романтичного поэта. Поразила частота мотивов смерти, размышлений по поводу ухода в мир иной.

Показалось интересным попытаться разобраться в структуре личности Маяковского, обращая внимание на перепады настроения, привязанности, взаимоотношения с друзьями и недругами, опираясь при этом на произведения поэта, письма, воспоминания.

С юности поэт вел активный образ жизни, довольно быстро стал популярным и вызывал полярное отношение к себе. Нарочитая грубость не мешала девичьим влюбленностям в поэта. Он и сам был увлекающимся, легко влюблялся. Следы увлечений легко прочитываются в стихах и поэмах.

В 1914 году в Одессе Маяковский безответно влюбился в молодую художницу Марию Денисову. Ее образом навеяна поэма «Облако в штанах». Строки, посвященные Марии:

Вошла ты,

резкая, как «нате!»,

муча перчатки замш,

сказала:

«Знаете —

я выхожу замуж».

Что ж, выходите,

Ничего.

Покреплюсь.

Видите — спокоен как!

Как пульс

покойника.

...Спустя годы Мария Денисова вылепила скульптурный портрет поэта. В письме Маяковскому она дала свое толкование: «Скульптура «Поэт» построена на остром угле — да и по существу Вы остроугольный».

Дружеское общение поэта с художницей продолжалось до последних дней поэта. Приведенный портрет, созданный в 20-е, лучшие годы, определяет личность поэта как остроугольную. Свидетельство давней знакомой заслуживает внимания.

В 1913 году вышел первый сборник Маяковского из четырех стихотворений. Они были написаны от руки на особой бумаге, изобретенной художником Василием Чекрыгиным, иллюстрирована книга художником Львом Жогиным — сокурсниками автора по Строгановскому училищу.

В 1913–1915 гг. Маяковский посещал кафе «Бродячая Собака», находившееся в Петербурге в доме Жакоба. В кафе часто бывали поэты, писатели, режиссеры и другие: Николай Гумилев, Анна Ахматова, Осип Мандельштам, Игорь Северянин, Надежда Тэффи, Владимир Маяковский, Велимир Хлебников, Всеволод Мейерхольд, Михаил Кузмин, Артур Лурье, Константин Бальмонт, Тамара Карсавина, Алексей Толстой, Аркадий Аверченко. Сергей Судейкин расписал стены подвала.

Маяковский дружески общался со многими посетителями кафе, в частности с Мейерхольдом, ставившим впоследствии его пьесы.

В 1915 году во время войны кафе было закрыто. По одной из версий, виной послужило вызвавшее бурный протест стихотворение Маяковского «Вам».

Вам, проживающим за оргией

      оргию,

имеющим ванную и теплый

      клозет!

Как вам не стыдно о представленных

      к Георгию

вычитывать из столбцов газет?

Знаете ли вы, бездарные, многие,

думающие нажраться лучше как, —

может быть, сейчас бомбой ноги

выдрало у Петрова поручика?..

Если он приведенный на убой,

вдруг увидел, израненный,

как вы измазанной в котлете губой

похотливо напеваете Северянина!

Вам ли, любящим баб да блюда,

жизнь отдавать в угоду?!

Я лучше в баре блядям буду

подавать ананасную воду!

Официальной причиной закрытия «Бродячей Собаки» была продажа алкоголя, нарушающая принятый во время войны «сухой закон».

Летом 1915 года Эльза Каган (Триоле), увлеченная Маяковским, познакомила поэта с сестрой Лилей. С этого времени Лиля Брик становится главной женщиной в жизни Владимира Маяковского. Мучительный и одновременно счастливый роман (?) продолжается, существенно изменяясь, приобретая характер дружбы до кончины поэта. Этой странице жизни Владимира Владимировича посвящено бесконечное множество публикаций, отличающихся отношением к Лиле, ее спорной роли в судьбе Маяковского. В аспекте настоящей работы этот роман вызывает интерес возможностью лучше узнать перипетии жизни Маяковского, его отношение к непростым вызовам судьбы.

В первой четверти ХХ века любовь втроем не была чем-то исключительным, соответствуя в определенной степени взглядам творцов Серебряного века. Пример тому — Мережковский, Гиппиус и Философов, Иван Бунин, Вера Бунина и Галина Кузнецова, Блок и его особые отношения с женой, еще раньше Полина и Поль Виардо и Тургенев. Многие названные и неназванные, известные и неизвестные проживали такие периоды в жизни. Важным является другое: приемлемость или невозможность подобных отношений для разных людей.

Почему так было? Кто знает… В любом случае у каждого из них была свобода, пользоваться которой они могли в силу особенностей характера, морали, глубины чувств…

Произошла Октябрьская революция. Маяковский принял ее восторженно, много и вдохновенно воспевал до конца 20-х годов. Негативные мотивы прозвучали в сатирических пьесах «Баня» и «Клоп», по силе и направленности сходные с «Собачьим сердцем» Михаила Булгакова.

Владимир Маяковский молод, популярен, собирает огромные залы, активно печатается, обеспечен материально, много и часто ездит по миру. Он в каждой стране знакомится с писателями, оставляя добрый след в душе, судя по написанным воспоминаниям. Карел Конрад, Незвал, Юлиан Тувим, Анатоль Стерн, Теодор Драйзер, Арагон, Назым Хикмет не абстрактные фигуры для Маяковского, он с ними знаком! Ему удается уловить литературные течения времени.

Дружит с художниками — Пикассо, Браком, Шагалом, познает Париж в значительной мере благодаря Эльзе Триоле, но не только. Он встречается с Мариной Цветаевой, которая как переводчик участвовала на встречах поэта с французской публикой, видится и с другими. Создается впечатление, что такой успешный, яркий, талантливый человек ощущает себя счастливым.

Между тем первая пьеса «Владимир Маяковский» определена автором как трагедия. Уже с этого времени (1913) в творчестве поэта отчетливо прослеживаются мотивы тоски, обреченности, мысли о смерти.

Почему первая пьеса «Владимир Маяковский» названа трагедией? Поэт, легко справлявшийся с огромными аудиториями, открытый слушателям, с блеском отвечавший на каверзные вопросы, отличался скрытностью. Френсис Бекон утверждал: «Скрытность — прибежище слабых». Борис Пастернак, хорошо знавший Маяковского, считал, что «пружиной его беззастенчивости была дикая застенчивость, феноменально мнительное и склоненное к бесконечной мнительности безволие». Можно ли назвать Маяковского слабым?! Он был сложным и неоднозначным. Ему проще удавалось овладевать другими, чем справляться с самим собой, что и явилось, пожалуй, причиной личной трагедии.

В стихотворении «Я» (1913) есть поразительные строки:

Время!

Хоть ты, хромой богомаз,

лик намалюй мой

в божницу уродца века!

Я одинок, как последний глаз

У идущего к слепым человека!

В 1916 году он пишет:

Грядущие люди!

Кто вы?

Вот — я,

Весь

боль и ушиб.

Вам завещаю я сад фруктовый

моей великой души.

Человек творческий лучше всего познается в том, что создает. Произведения не терпят неискренности, и потому в них проглядывает характер автора, его очищенная от всего лишнего личность. Мотивы грусти, одиночества, неустроенности в личной жизни звучат во многих произведениях, начиная, как видно, с самых ранних. «Владимир Маяковский»:

Вам хорошо,

а мне с болью-то как?

Заштопайте мне душу.

Приведенные цитаты относятся к раннему периоду творчества. Поэт молод, талантлив, мир открыт перед ним, откуда грусть? Если бы минорные мысли были редки, то и говорить было бы не о чем, но они упорно повторяются. Из трагедии «Владимир Маяковский»:

Лягу светлый,

В одеждах из лени

На мягкое ложе из настоящего

      навоза,

И тихим, целующим шпал колени

Обнимет мне шею колесо паровоза.

Лиля Брик и Эльза Триоле вспоминают, что попытки самоубийства были у поэта несколько раз. Причем практически всегда по принципу рулетки — в обойме один патрон. «Суицидальные мотивы в его творчестве и поведении проявлялись с раннего возраста. Многие стихи буквально сочатся агрессией, направленной то вовне, то — в депрессивные периоды — на самого себя («А сердце рвется к выстрелу, а горло бредит бритвою...») [16].

Из совпадающих по тональности воспоминаний друзей и знакомых вырисовывается специфический образ Владимира Владимировича. Человек чести, верности раз и навсегда взятым обязательствам — одной женщине, одной стране, несмотря на очень многое, не укладывающееся в подобные представления. Достаточное постоянство прослеживается в привычках, например в требованиях чистоты. Замечено, что он долго, часто и тщательно мыл руки, дверь открывал рукой, завернутой во что-то, часто в обшлаг пиджака, боялся заразиться, избегал чихающих и кашляющих, с тревогой относился к собственным недомоганиям. Владимир Владимирович — игрок, стремившийся не к денежному выигрышу, а к победе, вплоть до того, что нередко доигрывал партию в домино или бильярд, едва успевая попасть ко времени то ли на выступление, то ли в отъезжающий поезд. Мог подсчитывать номера машин, трамвайных билетов, приходя в зависимости от задумок к выводу: будет, не будет. Стихи Владимир Владимирович писал, не сидя за столом «под лампой с зеленым абажуром», а на ходу… Один из товарищей по училищу Л.Ф. Жегин вспоминает: «Забравшись в какой-нибудь отдаленный угол мастерской, Маяковский, сидя на табуретке и обняв обеими руками голову, раскачивался вперед и назад, что-то бормоча себе под нос». Точно так же (по крайней мере, в ту пору), путем бесконечных повторений и изменений создавал Маяковский и свои графические образы... [10]. Он был вечно в движении, не мог долго усидеть на одном месте. Как похоже на постоянные скитания Н.В. Гоголя, не имевшего собственного дома, на странствия тяжелобольного А.П. Чехова… Прослеживается нечто общее у совершенно разных, казалось бы, людей!

Лиля Брик вспоминает, что Маяковский постоянно говорил, что умрет молодым, называя даже цифру — 30. Ей вторит и Эльза Триоле, тесно общавшаяся с поэтом не только в юности, но и в поздние годы, во время его приездов во Францию.

«Мотив самоубийства, совершенно чуждый футуристической и лефовской тематике, постоянно возвращается в творчестве Маяковского, — заметил хорошо знавший поэта Роман Якобсон в статье «О поколении, растратившем своих поэтов». — Он примеривает к себе варианты самоубийства… В душе поэта взращена небывалая боль нынешнего времени».

На долю Маяковского выпало жить в переломную историческую пору. Он принимал в ней живейшее участие, внимательно всматриваясь в калейдоскопически меняющееся время. Великий, пронзительный лирик, он был и гражданским поэтом, что не так легко сочетается, нередко противореча одно другому.

По Якобсону, смерть Маяковского так тесно переплетена с его поэзией, что понять его можно только на этом фоне; он с яростью обрушивается на тех, кто этого не понимает. Конечно, это Маяковский стрелял, а не «кто-то другой», все есть в его творчестве, которое «едино и неделимо». Роман Якобсон подметил, что одновременно с мыслями о смерти Маяковский думал о бессмертии и возможности воскрешения. «Мастерская человеческих воскрешений» была навязчивой идеей Маяковского. Его творческой концепцией, его верой [8]. Узнав от Якобсона основные положения теории относительности Эйнштейна, поэт неожиданно сказал: «Я совершенно убежден, что смерти не будет! Будут воскрешать мертвых. Я найду физика, который мне по пунктам растолкует книгу Эйнштейна… Я этому физику академический паек платить буду» [17].

Вторая половина 20-х годов ХХ века отличалась большими переменами не только в жизни Республики Советов, где Сталиным постепенно ликвидировались Советы, но и личными бедами. Ему начинает казаться, что он идет не в ногу со временем. Стихотворение «Домой» заканчивалось горькими строками:

Я хочу быть понят моей страной,

      а не буду понят — что ж?!

По родной стране пройду стороной,

      как проходит косой дождь.

Анна Ахматова совершенно четко выразила свое мнение о настроении Маяковского: «Он все понял раньше всех, во всяком случае, раньше всех нас. Отсюда «в окнах продукты, вина, фрукты», отсюда и такой конец» [11].

28 декабря 1925 года покончил с собой Сергей Есенин. Отношения двух поэтов не были безоблачными, но смерть Сергея Александровича потрясла Маяковского. В течение долгих трех месяцев он неотступно проживал гибель поэта, мучительно писал, отвергал и вновь возвращался к стихам, посвященным памяти Есенина. Приведу несколько отрывков.

В горле

горе комом —

не смешок.

***

Вы ж

такое

загибать умели,

что другой

на свете

не умел.

***

Тяжело

и неуместно

разводить мистерии.

У народа,

у языкотворца,

умер

звонкий

забулдыга подмастерье.

***

Вам

и памятник еще не слит, —

где он,

бронзы звон,

или гранита грань? —

      а к решеткам памяти

уже

понанесли

посвящений

и воспоминаний дрянь.

***

Для веселия планета наша мало

      оборудована.

Надо вырвать радость у грядущих

      дней.

В этой жизни помереть не трудно.

Сделать жизнь значительно

      трудней.

Звучит скорбь по ушедшему поэту, дань большому таланту, защита от беззастенчивых нападок. Боль утраты несомненна!

Отношения Лили Брик с Маяковским потеряли прежнюю влюбленность, по крайней мере, с ее стороны. Поэт страдал и метался в поисках дома, тепла…

25 октября 1928 года в Париже Эльза Триоле познакомила грустящего Маяковского с Татьяной Яковлевой. Молодая, красивая, образованная девушка пленила поэта. Чувство было сильным и глубоким. Татьяне Яковлевой, единственной, кроме постоянного адресата Лили Брик, посвящено стихотворение.

Ты одна мне

ростом вровень,

стань же рядом

с бровью брови,

дай

про этот

важный вечер

рассказать

по-человечьи.

Пять часов,

и с этих пор

стих

людей

дремучий бор,

вымер

город заселенный,

слышу лишь

свисточный спор

поездов до Барселоны.

В черном небе

молний поступь,

гром

ругней

в небесной драме, —

не гроза,

а это

просто

ревность двигает горами.

Глупых слов

не верь сырью,

не пугайся

этой тряски, —

я взнуздаю,

я смирю

чувства

отпрысков дворянских.

Страсти корь

сойдет коростой,

но радость

неиссыхаемая,

буду долго,

буду просто

разговаривать стихами я.

Ревность,

жены,

слезы...

ну их!—

вспухнут вехи,

впору Вию.

Я не сам,

а я

ревную

за Советскую Россию.

Видел

на плечах заплаты,

их

чахотка

лижет вздохом.

Что же,

мы не виноваты —

ста мильонам

было плохо.

Мы

Теперь

к таким нежны —

спортом

выпрямишь не многих, —

вы и нам

в Москве нужны,

не хватает

длинноногих.

Не тебе,

в снега

и в тиф

шедшей

этими ногами,

здесь

на ласки

выдать их

в ужины

с нефтяниками.

Ты не думай,

щурясь просто

из-под выпрямленных дуг.

Иди сюда,

иди на перекресток

моих больших

и неуклюжих рук.

Не хочешь?

Оставайся и зимуй,

и это

оскорбление

на общий счет нанижем.

Я все равно

Тебя

когда-нибудь возьму —

одну

или вдвоем с Парижем.

Владимир Владимирович надеялся, что ему удастся уговорить Татьяну вернуться в Москву «одну или вдвоем с Парижем». Потянулись месяцы переписки, надежд и разочарований. Ожидание писем, а если они задерживались, наступали приступы безудержного, характерного для Маяковского, не знающего границ отчаяния.

Через 21 день после отъезда Маяковского, 24 декабря 1928 года, Татьяна отправит письмо матери в Россию: «Он такой колоссальный и физически, и морально, что после него — буквально пустыня. Это первый человек, сумевший оставить в моей душе след...»

Маяковскому в Париж приехать не удалось, Татьяна Яковлева вышла замуж. Удар был очень сильный.

В любви, по воспоминаниям друзей, поэт отличался чрезмерностью, в том числе предъявлял непомерные требования, лишавшие объект любви самостоятельности, возможности принимать решения. «Я должен сказать, что Маяковский и при всей своей вот этой внешности и громыхающей поэзии был... человек женского склада, как Тургенев. Когда он влюблялся, его интересовали какие-то такие... мазохистические элементы, это легко усвоить изо всех его лирических поэм... — властные женщины Он любил быть страдающим» [1].

Возможно, это было реакцией на особые отношения с Лилей Брик, неосознанно требовался реванш.

Брики познакомили поэта с молодой актрисой МХАТа, женой актера Яншина красавицей Вероникой Полонской. Маяковский искал отдушину, хотел любить и быть любимым. Душевное состояние Владимира Владимировича в это время было крайне неустойчивым, подвижным, бодрость духа резко сменялась тоской и грустью. Он длительно лихорадил, грипповал, что всегда тревожило мнительного поэта.

В это трудное для себя время Владимир Владимирович решил сделать выставку «20 лет работы Маяковского». Обдумывал тщательно, сам готовил иллюстративный материал. Ждал поэтов и писателей… Не пришли.

В журнале «Печать и революция» печаталась статья, посвященная юбилею поэта, и вкладка с портретом. На вкладке написали: «В.В. Маяковского, великого революционного поэта, замечательного революционера поэтического искусства, неутомимого поэтического соратника рабочего класса, горячо приветствует «Печать и революция» по случаю 20-летия его творческой и общественной работы». Но случилось неожиданное: по приказу начальника Объединения государственных книжно-журнальных издательств (ОГИЗ) портрет вырезали и аннулировали приветствие. В письме в редакцию начальник ОГИЗ написал: «...как осмелились попутчика Маяковского назвать великим революционным поэтом?» [8]. Подобного рода оскорбление, тем более незаслуженное, трудно перенести любому человеку, не только крайне обидчивому, не терпящему поражений, эмоциональному Владимиру Владимировичу. Описанное событие случилось в апреле 1930 года!

14 апреля 1930 года утром Маяковский привез к себе домой Веронику Полонскую. Он требовал от нее остаться здесь, с ним, немедленно, навсегда, оставить мужа, отказаться от театра. Разговор был достаточно трудный, нервный. Полонская впервые получила желанную роль, репетировала с Немировичем-Данченко, не допускавшим опоздания. Она вышла из квартиры, пообещав вернуться, и… прогремел выстрел!

Врач Агамолов, фельдшер Константинов и санитар Ногайцев прибыли по вызову на квартиру Владимира Маяковского. Им выпала на долю печальная обязанность зафиксировать смерть поэта.

После них были следователи, судебные медики, извлеченный мозг передали на хранение в институт мозга, много чего было после…

Известный московский скульптор Константин Леонидович Луцкий (1882–1954) снял посмертную маску. Следователь Синцов в присутствии врача-судмедэксперта Рясенцева составили протокол.

Все последующие печальные события ничего изменить не могли. Трагедия случилась!

В дневниковых записях М.Я. Презента, найденных в архивах Кремля литературоведом Валентином Скорятиным, есть упоминание о том, что поэт рано утром 14 апреля 1930 года, за три часа до выстрела, поехал на телеграф и дал в Париж на имя Татьяны Яковлевой телеграмму: «Маяковский застрелился». Слухи? Легенда? Факт? Трудно сказать...

Узнав о гибели Владимира Владимировича, потрясенная Татьяна Яковлева писала: «Мамулечка моя родная! Я ни одной минуты не думала, что я причина. Косвенная — да, потому что все это расшатало нервы, но не прямая, вообще. Не было единственной причины, а совокупность многих + болезнь. (Под болезнью она разумела, конечно, расшатанные нервы, переутомление. — Прим. авт.) Здесь тоже массу пишут, но как мало знали его — человека. Только теперь многие спохватились и говорят: «А ведь мы просмотрели самое главное, что было в его душе, самое властное, что привело его к такому концу», — и все парижские критики, по-видимому, немного сконфужены бывшим поверхностным суждением. Пожалуйста, береги газеты...» (цит. по книге Павла Лавута).

Что происходило потом, подробно описано и хорошо известно.

Поведение Маяковского, его чувства, действия и в относительно спокойные периоды отличались склонностью к преувеличению, гиперболизации, что, по мнению Моники Спивак, объяснялось его чрезмерной чувствительностью, эмоциональностью, не всегда уравновешенной поступками [14].

Трагическая смерть Маяковского никого не оставила равнодушным. Вспоминали большого поэта и человека. Думали, почему случилось то, что случилось, искали причину.

«Двенадцать лет подряд человек Маяковский убивал в себе Маяковского-поэта, на тринадцатый поэт встал и человека убил… Жил как поэт, умер как человек», — написала Цветаева, узнав о смерти поэта [18].

Самоубийство всегда порождает слухи, всплывают истинные, а чаще выдуманные события, а порой и просто нелепица. По утверждению французского философа Камю, «причин для самоубийства много, и самые очевидные из них, как правило, не самые действенные».

Ф.М. Достоевский в «Бесах» устами Кирилова определяет самоубийство как самый ответственный поступок человека в этом мире. Поскольку право на него принадлежит любому из нас с рождения и остается с каждым до самого конца. И это — единственное право, которое не может быть у человека отобрано.

Художник Юрий Анненков вспоминал последнюю встречу с Маяковским в Париже, когда в ответ на предложение вернуться в Россию художник посетовал, что обстановка в России не способствует творчеству, на что поэт якобы ответил: «Я тоже не могу работать. То, что я пишу, давно не стихи» [2]. За два дня до смерти в разговоре с кинорежиссером Довженко Маяковский сказал: «...то, что делается вокруг, — нестерпимо, невозможно».

Писатель Нина Берберова считала самоубийство Маяковского неизбежным: «Быть может, с этим согласятся те немногие, кто прочел внимательно и полностью последний том его сочинений, где приведены стенограммы литературных дискуссий 1929–1930 годов между РАППом (и МАППом) и Маяковским — автором поэмы (неоконченной) «Во весь голос». Сначала «во весь голос» шла ругань, потом «во весь голос» прозвучал на всю Россию его истошный крик. Потом «весь голос» замер. Раздался выстрел, и жизнь, казалось, не имевшая конца, кончилась. Отступать он не привык, не умел и не хотел. «Заранее подготовленных позиций» у него не было и у поэта его судьбы и темперамента быть не могло. Он застрелил не себя только, он застрелил все свое поколение».

Думается, в последний год Маяковский вспоминал посвященные ему строки Пастернака:

Я знаю, ваш путь неподделен,

Но как вас могло занести

Под своды таких богаделен

На искреннем вашем пути.

Тридцать седьмой год жизни Маяковского был труден, и нелегко было найти повод для оптимизма. Отношение к поэту менялось: пьесы снимались с репертуара, в печати появлялись недоброжелательные отклики. Что касается личной жизни, то он по-прежнему метался в поисках уюта, дома, тепла…

Владимир Владимирович всю зиму плохо себя чувствовал, одолевал повторяющийся грипп. Он был раздражен и возбужден, даже впервые отказался от выступления — утомляла аудитория. Врачи Кремлевской больницы отметили нервное истощение и посоветовали полугодичный отдых [7].

По мнению врача-психиатра Михаила Буянова, «Маяковский был психопатической личностью, но с выраженной гиперкомпенсацией. Ранимый, сентиментальный, склонный к панике, постоянно самоутверждавшийся в собственных и чужих глазах, он старался выглядеть нахалом, лидером, неотразимым любовником, особой, приближенной к руководству страной» [3]. В отличие от Михаила Буянова Вадим Руднев полагает, что Маяковский пережил перелом, и характер его изменился от более углубленного шизотимического к более властно-конформному эпилептоподобному» [13].

Ретроспективная диагностика трудна, так как приходится основываться в лучшем случае на данных чужих осмотров, чаще — на менее точных данных.

В случае Маяковского существенным подспорьем служит творчество поэта. На наш взгляд, в стихах, поэмах, пьесах предстает истинный, без глянца образ мятущегося, романтичного, искреннего творца с обостренным чувством чести и совести. Такому человеку во все времена жить непросто, а тем более в то трагическое, которое выпало на долю Маяковского. Мотив самоубийства нередкий в лирике поэта. Он происходил из мучительных размышлений о своем одиночестве и ненужности. Вот строка из поэмы «Про это» (1923), написанной 30-летним Маяковским: «В детстве, может на самом дне, десять найду сносных дней»…

Маяковский не терпел поражений, плохо с ними справлялся, и, кроме того, он был игрок. Как говорят, играл в русскую рулетку. Кто знает, не надеялся ли он, что единственная пуля в стволе, как и раньше, не выстрелит. Выстрелила!

Самоубийца, по словам Брудзиньского, — человек, погибший при попытке бегства от себя самого. «…Пощупай меня, осмотри со всех сторон. Кажется, меня переехало временем» («Баня»). Лучше и точнее не скажешь.