Газета «Новости медицины и фармации» 5 (534) 2015

Статья опубликована на с. 24-25 (Мир)

«Hа меня наставлен сумрак ночи», — написал в одном из стихотворений автор «Доктора Живаго». Такой, почти безысходный, сумрак объял осенью 1929 года пятерых преподавателей-врачей, сотрудников Киевского медицинского института, арестованных среди значительного круга украинской интеллигенции по «делу СВУ». «СВУ» — как репетиция «большого террора»... Организации подрывной антисоветской националистической направленности — «Спілки визволення України», как известно, на самом деле не существовало, ее выдумали в ГНУ, причем по прямому сталинскому сценарию. Разумеется, этот сценарий перерос в масштабную клеветническую обвинительную кампанию против лучших представителей научной, литературной и общественной мысли в подневольной Кремлю республике, «липовым», но широковещательным, «формально публичным», судом, и в большинстве — с безжалостными приговорами.

Старшему по возрасту среди задержанных медиков, заведующему кафедрой гистологии и эмбриологии в готовившем новую генерацию врачей профильном учебном институте — наследнике знаменитого медицинского факультета в Киеве, — профессору Александру Черняховскому было шестьдесят. Аркадию Барбару, старшему ассистенту кафедры внутренних болезней, Владимиру Удовенко, заведующему кафедрой общей гигиены, Николаю Кудрицкому, врачу-гигиенисту, старшему преподавателю кафедры профессиональной гигиены, не исполнилось пятидесяти. Владимиру Пидгаецкому, создателю первых в Украине настоящих оплотов профилактики — этой новаторской кафедры и Института физкультуры, исполнилось сорок. Все они, за исключением Черняховского, попали на длительные сроки в Соловецкие застенки. Кудрицкий, видимо, погиб, не дождавшись расстрела «в честь 20-летия Октября», а Пидгаецкого, Удовенко и Барбара эти зловещие пули в Сандармохе из пистолета капитана Матвеева настигли. Реабилитация наступила спустя шестьдесят лет после бессудного спектакля в «защиту социализма».

Но почему лишь Александру Григорьевичу Черняховскому, единственному среди мучеников бессовестной инсценировки, «удалось» умереть своей смертью? Видимо, следователи и назначенные «судьи» были довольно дотошны, понимая, что перед ними научная фигура европейского уровня и известности. Тогда как Кремль периодически заигрывал с Западом, а одураченные светила литературы сочиняли оды о сталинской демократии.

В бумагах маститого профессора при обыске были обнаружены труды лауреата Нобелевской премии Рамон-и-Кахаля с дарственными надписями украинскому коллеге. К сожалению, эти бесценные книги, как и многое другое из личного архива ученого, да и его досье в Киевском государственном архиве, исчезли... Но, так или иначе, «красная империя» тогда еще оглядывалась на Европу. Знаменитый испанец в дни суда здравствовал, заседания транслировались по радио, освещались в печати, и он не мог не знать о происходящем. И вот власть проявила некоторое «снисхождение» в отношении Александра Черняховского и его жены Людмилы Черняховской-Старицкой, дочери великого украинского драматурга, также проходившей в числе обвиняемых. Они были осуждены на пятилетние сроки лишения свободы, причем лишь с высылкой. Так режим продемонстрировал свою «великодушную лояльность» к этим престарелым «недоброжелателям» революции. Местом высылки был определен нынешний Донецк. Там к чете Черняховских отнеслись уважительно. Кафедра гистологии в создаваемом медицинском институте была организована именно опальным ученым.

Но каков путь, каковы черты призвания этого гистолога первой величины? Александр Черняховский родился в декабре 1869 года на Киевщине, в Васильковском уезде, в семье приходского священника. Этот род дал обществу трех выдающихся врачей. Михаил, старший брат Александра Григорьевича, и Евгений, младший его брат, стали крупными хирургами. А Александра увлекли теоретические дисциплины, и, думается, многие его открытия и предвосхищения еще ждут нового прочтения. Вообще-то некоторые штрихи его научного взлета в широкой печати появляются впервые. Дело в том, что еще в 1998 г. автор вместе с учеными-гистологами Ю. Чайковским и Г. Константиновским опубликовали в медико-историческом журнале «Агапит» исследование о А. Черняховском. Оно базировалось и на его автобиографии, случайно сохранившейся в фондах Музея выдающихся деятелей украинской культуры — Л. Украинки, М. Старицкого, П. Саксаганского, Н. Лысенко...

Итак, после гимназии в Киеве А. Черняховский в 1893 г. окончил медицинский факультет Университета св. Владимира. И хотя ему дважды, перед русско-японской войной, довелось по мобилизации работать в Киевском военном госпитале врачом-неврологом, путеводной звездой, несомненно, оставались фундаментальные отрасли. Это было закономерно для глубокомыслящей натуры А. Черняховского. Дело в том, что в его студенческие годы на факультете преподавали ученые абсолютно мирового класса в этой сфере. Например, П. Перемежко, открывший непрямое деление клеток; Ф. Ломинский, обнаруживший роль макрофагов как разрушителей носителей жизни — нейронов; В. Бец, описавший в коре головного мозга фактически эффекторы разума. Непосредственным наставником Черняховского стал, однако, Ф. Ломинский. Показательно, что А. Черняховский в 1928 году опубликовал в журнале «Українські медичні вісті» статью, посвященную памяти ушедшего в 1927 году своего уже не очень-то почитавшегося вдохновителя. Это была одна из его последних печатных работ перед допросами и судилищем. С 1918 г. А. Черняховский — профессор кафедры, а с 1924-го — и руководитель, вплоть до ареста. Что же он сделал в науке? Это, казалось бы, абсолютно абстрактные тонкости, однако призывающие к возможно радикальным изменениям в медицине! В 1910 году Черняховский публикует статью о мультиядерных нейронах — сигнальщиках боли и воспаления. И только после прозрений Черняховского такие нервные клетки стали обнаруживать в различных органах. По сути, первым он указывает на уровень пластичности различных нервных узлов, на роль глий — своеобразной и весьма таинственной окружающей материи нейрона. Первым в Украине он применяет для обнаружения таких клеток их окрашивание комплексом серебра по методике Сантьяго Рамон-и-Кахаля и Камилло Гольджи... Как раз за разработку такого фиксирования нейронных образований испанский титан новой дисциплины и его итальянский коллега были в 1906 году удостоены Нобелевской премии. Если бы за разработку направления в его новом видении присуждались Нобелевские премии, Черняховский совершенно заслуженно стал бы таким номинантом. Просто его открытия до сих пор лишь отрывочно оценены, да и выдающиеся труды были уничтожены. Случайно сохранилась лишь статья Рамон-и-Кахаля о новинках в его нейрогистологических исканиях, присланная в Киев Черняховскому, переведенная Александром Григорьевичем на украинский язык. В свою очередь, профессор отсылает Рамон-и-Кахалю оттиски своих статей, получая ответные материалы. Завязывается дружба, пока заочная, а в 1928 году, перед «изъятием», А. Черняховскому, по приглашению классика европейского нейрогистологического прорыва, удается посетить в Мадриде Кахалевский институт.

Фактически впервые в мировой науке Черняховский констатировал заложенные в нашей природе неврологические потенции сверхразвития. И, быть может, в контексте этих работ иначе воспринимаются слова Завета — «Сын человеческий».

Но сын человеческий Александр Черняховский вскоре стал объектом бесчеловечности. Конечно же, в стопке листочков, к которым я теперь обращаюсь, об этом формально ни слова. Но само содержание записей — а это тексты признаний узника, сделанные, возможно, его собственной рукой, под диктовку следователей, так и зафиксированные и закамуфлированные под правду «архитекторами лжи», — взывает к сомнениям, что все эти построения истинны. Быть может, это в чем-то и новое видение режиссуры «процесса СВУ».

Однако как страницы из былого оказались передо мной? Их не так давно любезно передала энтузиаст истории Кира Владимировна Заблоцкая, по чьей инициативе уже несколько лет под эгидой Донецкого национального медицинского университета выходят в свет интереснейшие литературно-исторические сборники. По моему предложению К. Заблоцкая не так давно занялась темой — А. Черняховский и медицинский институт в тогдашнем Сталино. Ожидается и интригующая статья исследовательницы Виты Галах. Итак, вот как бы «пылающие» ксерокопии, без правок, машинописных текстов под грифом «СВУ» — Галузевий архів Служби безпеки (далі — ГДА СБ України, Спр. 47757; в 237 т. т. 65–59 арк.)

«По окінченню гімназії, університету, рік 1894, вступив у склад научителів Київського Університету і потім Медінституту, де займав посади помічника прозектора, прозектора і професора при катедрі гістології. В цій галузі постійно працюю… Вважаючи на те, що загальнолюдська культура може пишно розвинутись лише завдяки розвиткові окремих культур, думав, що піднесенням української культури я спричиняюся до розвитку загальнолюдської. Тому почав працювати над утворенням української медичної літератури...

Читав досить багато популярних лекцій з природознавства та медицини в робочих районах Києва по українському і по російському, в своїх університетських лекціях, вважаючи на те, що гістологія зачіпляє основні життєві явища, я вважав за потрібне і боротися з ідеалістичним світоглядом, даючи життєвим явищам матеріальне з’ясування. З давнього часу я переконався у правильності марксистського світогляду, наслідком чого було видруковане коло 1900 р. переклад брошури Енгельса «Людвиг Фейербах». Це була перша книжка про теорію Маркса українською мовою.

Про себе мушу сказати, що я був на початку революції прихильником самостійної України і з недовір’ям ставився до Соввлади, але у мені з часом відбувалася певна еволюція... Власне я писав, в своїй автобіографії, що задовго до революції я стояв на грунті марксизму... У мене був певний страх перед методами воєнного комунізма і деякі другорядні розходження з Соввладою. Але коли Соввлада проголосила свою національну політику, я оддав всі свої сили на будування совітської української культури. Я думаю, що на тій же позиції стояла і уся Президія медичної секції при УАН, і якої-небудь ворожості до Соввлади, бажання боротися з нею ніколи у Президії не було».

30 декабря этого же года следует самообвинительный текст! Как он получен, можно только догадаться...

«Свідчення гр. Черняхівського О.Г.

Від 30/XII–29 р.

Признаю, що президія медсекції була нелегальною організацією, яка скупчувала коло себе націоналістичні елементи, які ставили перед собою виховання лікаря-націоналіста, з самостійницькою ідеологією. Ставила перед собою завдання, щоб виховані в такому дусі лікарі були на посадах в різних організаціях, як в центрі, так і на селі... З метою надбання кадрів серед української молоді проводилась окремими членами відповідна агітація... Мета роботи президії була професійна, але через те, що члени президії складалися з прихильників самостійної України, воно мало наслідком зміцнення елементів прихильних до цієї ідеї... Нашим ідеалом була Українська Народна Республіка, и кадри, які ми готували, виховувалися в дусі цієї ідеї та розповсюджували ї, як в місті, так і на селі. Окрім роботи в Медінституті, президія клопоталася про поширення впливу свого на периферію... Таким чином, президія медсекції була нелегальною організацією, що розповсюджувала унрівську ідеологію і утворювала відповідні до цього кадри».

А 31 декабря появляются, с подписью А. Черняховского, очевидно, также продиктованные строки, как бы ведущие к тайне «СВУ».

«В даний момент я зважаю усю помилковість моєї позиції протягом останніх років життя, помилки у тому, що я покладав мої надії на можливість повернення самостійної України в будь якій формі... Двацять шостого року я одержав пропозицію од ЄФРЕМОВА, якому був відомий склад президії Медсекції, як людей, що притримуються самостійницької ідеології, прилучити і цю президію до заснованої ним контрреволюційної організації з метою поширення самостійницьких настроїв як в місті, так і на периферії, і я взявся виконати це завдання і виконав.

Коли я виїздив в командировку восени 1926 року, ЄФРЕМОВ прохав мене зібрати за кордоном потрібні політичні відомості про стан і наміри української еміграції, і я згодився привезти ці інформації... Подробиці про свій вступ до організації і про перебування за кордоном я дам додатково. О. Черняхівський».

Но обратимся к свидетельствам, где упоминается дочь Черняховских — Вероника, со своей трагической судьбой...

«8/1–1930 р.

...Далі я повинен з’ясувати своє відношення до германського консульства. В той час коли консулом був Стефані, моя дочка Вероніка бувала на вечорах в консульстві, куди ії водила її знайома Софія Богданова. Коли у грудні 1928 року я брав візу в Германському консульстві я познайомився з консулом Зомером і він після мого повороту з-закордону зробив нам візиту разом з своєю дружиною.

Зомер виявив цікавість до особи Єфремова, наслідком чого було їх побачення при другій візиті. Останній раз Зомер був у нас після арешту Вероніки Геккен, що вийшла заміж за германського горожанина Геккена і вважається також німецькою поданною. Справа у тому, що моя дружина повідомила Геккена, який живе у Берліні, про арешт дочки і причини арешту, якої ми не розуміли. Очевидячки Геккен звертався до германського міністерства закордонних справ з проханням з’ясувати справу, бо Зомер за цією метою був у ПГУ і потім привіз нам відомості, по якій статті обвинувачується наша дочка...»

Весь январь 1930 года идет «обработка» Александра Григорьевича. Сохранился листок, где звучит, по сути, заключительное слово обвиняемого с упоминаниями о существовании «СВУ», к чему принудили ученого.

«Підсумки моєї діяльності. Основним своїм завданням з-замолоду поставив собі працю над розвитком української науки в сфері медицини. В багатьох випадках в цій сфері я був піонером. Але тут же я повинен підкреслити важну рису; український рух в сфері медицини почався з початку 90-х років, але він протягом десятиліть виявлявся, як ледве помітний струмок. Тільки умови радянського життя дали можливість обернутися йому в досить широку наукову течію... Усе пережите за останній час примусило мене переглянути усі мої попередні погляди і побачити основну їх помилку і визнати, що я був засліплений національним моментом і не звертав досить уваги на соціальний і тому дійшов до боротьби з радвладою, що виявилось у прилученні частини президії до «СВУ»... Проте я усе таки звертаюсь до суду з проханням не позбавити мене остаточно можливості праці, до якої я здатен і згідно з намірами Радвлади, а це дасть мені спроможність, хоч почасти поквітувати ту шкоду, яку я заподіяв».

Но что же происходило дальше, если не касаться обстоятельств второго ареста и исчезновения Вероники Черняховской и трагической гибели Людмилы Михайловны Черняховской-Старицкой в 1941-м, о чем недавно писал «День»? В 1934 г. А. Черняховский выходит на пенсию, и супругам удается возвратиться в Киев. Надо подчеркнуть, что и в Сталино Александр Григорьевич не прерывает научной работы. Он впервые выполняет работу об изменениях в центральной нервной системе при вакцинации против бешенства. Если вдуматься в суть вещей, это важное предупреждение о необходимости самого пристального внимания к природе данных вакцин.

Итак, Черняховские вновь в Киеве. Опального ученого устраивает на работу в клинической физиологии АН УССР его руководитель, президент Академии А. Богомолец. Воздадим ему должное за этот поступок, как и за помощь иным преследуемым. Как раз в этом институте А. Черняховский, применяя тончайшую нейрогистологическую технику, обнаруживает «блуждающие» нервные волокна уже на самых ранних стадиях эмбриогенеза человека. Иначе говоря, Черняховский предстает родоначальником нового подхода к исследованию плода человека как высшего достижения мироздания.

Параллельно с этими работами ученый обращается к онкологии, обнаруживая нервные окончания, как бы предшествующие появлению опухолей и сопровождающие их.

Эти уникальные микрофотографии сохранились в стенах Института А.А. Богомольца.

Переживания, что же с дочерью Вероникой, в каких преисподних она пребывает, подтачивают здоровье А. Черняховского, к слову, переводчика на украинский язык произведений Ф. Шиллера и Г. Гейне.

В 1939-м Александр Григорьевич покидает земную жизнь. На могильной плите на Байковом кладбище по просьбе Л. Черняховской-Старицкой запечатлены ее слова: «Радість, щастя, життя моє».

Юрий Виленский

Фото предоставлены автором

Впервые опубликовано

в газете «День», 2013, № 107–108