Інформація призначена тільки для фахівців сфери охорони здоров'я, осіб,
які мають вищу або середню спеціальну медичну освіту.

Підтвердіть, що Ви є фахівцем у сфері охорони здоров'я.

Газета «Новости медицины и фармации» 14 (552) 2015

Вернуться к номеру

Леонид Андреев. Страдания души

Авторы: Лихтенштейн Исанна Ефремовна

Разделы: История медицины

Версия для печати

Статья опубликована на с. 24-26 (Мир)

 


Автор — Лихтенштейн Исанна Ефремовна, кандидат медицинских наук, киевлянка, из семьи врачей. Отец — профессор Киевского мед–института, мать — врач. Окончила Киевский медицинский институт. Работала научным сотрудником в Украинском НИИ клинической медицины имени акад. Н.Д. Стражеско, перепрофилированном впоследствии в Украинский НИИ кардиологии. Автор свыше 120 научных статей по проблемам кардиологии и литературно-медицинской тематике.

С 1991 года живет в Израиле. Работала по специальности в хайфской больнице «Бней Цион». Публикуется в периодической печати Израиля, Америки и Германии.

Психология творчества остается тайной, несмотря на длительную историю изучения разными специалистами. Этим в первую очередь занимаются психологи и врачи, не оставляют попыток литературо- и искусствоведы. Выводы их зачастую отличаются от медицинских заключений. Впрочем, заметно в этом вопросе и робкое взаимопонимание [1].
Профессор Елена Толстая отмечает существование литературоведения, с его пафосом реконструкции скрытой изнанки литературного процесса [2].
Существуют две полярные точки зрения: талант — максимальная степень здоровья и талант — это болезнь. Апологетом второй точки зрения выступает Чезаре Ломброзо, не находивший, впрочем, наличия прямой зависимости между талантом и безумием. Еще в начале ХХ века профессор-психиатр Н.В. Краинский подчеркивал особенность, автономность психики нездорового человека, в которой своеобразно преломляются внешние впечатления [3].
Постепенно, но неуклонно врачи начали изучать психологию творчества, привлекая, насколько возможно, специфические медицинские методы исследования.
В конце ХIХ века возникла новая наука, названная Паулем Юлиусом Мебиусом (1853–1907) патографией. Основной задачей патографии является попытка выяснения взаимовлияния переживаний, недугов художника на творчество, с одной стороны, и творческой работы на тонус автора — с другой.
Одна из первых публикаций в этом направлении (еще не имевшем названия) появилась во Франции. Французский врач Луи-Франсуа Лелю (1804–1877) напечатал в 1836 году исследование о Сократе, а в 1847 году — о Блезе Паскале. Мебиусом написаны работы о Гете, Шопенгауэре, Шумане и другие. Известны также, что особенно важно, исследования писателей-врачей: А.П. Чехова о болезни царевича Дмитрия и Артура Конан Дойля о деятелях Французской революции, в которой он связывает жестокость Марата и особенно Робеспьера с физическими недомоганиями. Последний страдал тяжелой формой экземы.
Патография была распространена наряду с европейскими странами в дореволюционной России, затем в СССР и продолжается в современной России (Чиж В., Баженов Н., Сегалин Г., Галант И., Минц Я., Руднев В., Гуревич М., Шувалов А., Бурно М. и др.).
Большой интерес вызвали патографии А.С. Пушкина, Л.Н. Толстого, Максима Горького и других классиков отечественной литературы. Исследования в этом направлении продолжаются, наряду с врачами в них участвуют психологи, и в самое последнее время присоединились литературоведы.
Леонид Андреев, его личность и творчество еще при жизни были предметом обсуждений специалистами разного профиля. Дискуссии о психическом состоянии Леонида Николаевича вызывали гневные отповеди писателя, отрицавшего проблемы со здоровьем.
Не прошел интерес к творчеству писателя, его неординарной личности и в наше время.
Популярность, известность, слава изменчивы: неожиданно приходят и так же исчезают. Ошеломляющей популярности Леонида Николаевича Андреева не препятствовало и то немаловажное обстоятельство, что в одно с ним время жили и творили великие современники — Лев Толстой и Антон Чехов.
Забвение наступило в советское время. Первые издания появились только в 1956 году. В 1959 году после сорокалетнего молчания в государственном издательстве «Искусство» напечатали пьесы писателя. Из домашних рассказов знаю, как непросто в давние времена доставались билеты на спектакли по произведениям Андреева и о большом успехе пьесы «Тот, кто получает пощечину».
Лев Толстой следил за молодыми талантами, читал, выделял немногих. Рассказы Андреева: «Жили-были», «Валя», «Город», «Молчание» и другие — были отмечены Львом Николаевичем. Писатели лично встречались. Андреев был в Ясной Поляне 21–22 апреля 1910 года. Будучи под большим впечатлением от знакомства и доброй встречи с великим Толстым, писал: «Сейчас Лев Николаевич представляет единственное в мире явление. Он давно уже переступил какую-то грань, за которой нет борьбы, за которой тишина и сияние святости. Он светится весь. В каждой его улыбке, взгляде, в каждой морщине лица столько же, если не больше, глубочайшей мудрости, как и в его словах. И быть может, даже не так важно слышать его, как видеть» [4].
В дневнике секретаря Толстого Валентина Федоровича Булгакова после встречи с Андреевым со слов Льва Николаевича записано: «Хорошее впечатление. Умный, у него такие добрые мысли, очень деликатный человек» [5].
Высоко ценил творчество Леонида Андреева и другой великий писатель-современник Антон Павлович Чехов: «Это будет большое имя» [6].
Особые, доверительные отношения длительное время связывали Максима Горького с начавшим публиковаться Леонидом Николаевичем. Они дружески общались. Алексей Максимович ввел молодого писателя в среду литераторов, рекомендовал редакторам престижных журналов.
Любопытно, что в 1902 году хвалебный отзыв на вышедший сборник рассказов Л. Андреева написал Лев Троцкий (http://www.magister.msk.ru/library/trotsky/trotl478.htm).
«По-настоящему человек проявляется в том, что он создает», — писал Стефан Цвейг в эссе «Тайна художественного творчества», а в речи «Смысл и красота рукописей» на книжной выставке в Лондоне сказал: «…из множества неразрешимых тайн мира самой глубокой и сокровенной остается тайна творчества». Уинстон Черчилль полагал, что без знания биографии человека, этапов жизненного пути многое остается непонятым или трактуется неверно. А Марина Цветаева пошла еще дальше, считая, что личность художника превышает то, что он оставил после себя как творец. Есть о чем подумать!
Каким же был Леонид Николаевич? Что его волновало? Чему радовался? Как жил?
Леонид Николаевич Андреев родился 9 августа 1871 года в г. Орле, Орловском крае, в котором жили, учились, творили знаменитые писатели России. Достаточно вспомнить И.С. Тургенева, Л.Н. Толстого, Н.С. Лескова, И.А. Бунина.
Отец писателя Николай Иванович был внебрачным сыном коллежского советника, кавалера Дмитрия Ивановича Карпова и крепостной девушки Глафиры.
Л.В. Иванова утверждает, что Карповы состояли в родстве с Тургеневыми, Лутовиновыми, Нилусами и другими знатными родами (http://www.rodon.org/andreev/_skda.htm. Лидия Валентиновна Иванова. Семейные корни Даниила Андреева).
Девушку выдали замуж за сапожника и вместе с маленьким сыном отпустили на волю. Существует версия, что фамилия Андреев происходит от имени крестившего ребенка священника. Николай Иванович Андреев женился на Анастасии Николаевне Пацковской из обедневших польских помещиков. От этого брака родился будущий писатель.
Отец длительное время работал землемером-таксатором: измерял участки земли, составлял карты земельных угодий. Потом начал работать в банке. Жить стало легче, удалось приобрести хороший дом.
21 августа 1991 года, в день 120-летнего юбилея Леонида Андреева, в доме № 41 по 2-й Пушкарной улице в Орле открылся музей.
Леонид учился в классической орловской гимназии, увлеченно читал Шопенгауэра и Гартмана. Считают, что изучение философии Шопенгауэра, его пессимизма (термин, введенный в литературу философом) оказало влияние на мировоззрение молодого Леонида. Впрочем, не все, читающие Шопенгауэра, теряют бодрость духа, происходящие процессы не так прямолинейны, и механизмы другие.
В 1889 году от кровоизлияния в мозг скоропостижно скончался Николай Иванович Андреев, что разрушило устоявшийся быт, внесло коррективы в жизнь семьи, болезненно отразилось на мировосприятии юноши.
В гимназии Леонид пережил с максимализмом юности первую влюбленность. Он увлекся Надеждой Чукмалдиной, сестрой гимназического товарища. Делал предложение, родители невесты не дали согласия. Несмотря ни на что Леонид и Надежда сохранили добрые отношения, встречались и переписывались долгие годы [7].
В 1889 году из-за несчастной любви Леонид пытался покончить собой. Желая испытать судьбу, лег под поезд между рельсов. К счастью, без последствий. Предметом влюбленности была Зинаида Николаевна Сибилева. Девушка вполне самостоятельная, из обеспеченной семьи адвокатов, волевая, с радикальными взглядами. Ее близкой подругой и наперсницей была первая в России женщина-хирург Вера Гедройц.
По окончании гимназии Леонид Николаевич учился на юридическом факультете Петербургского университета, но был отчислен за неуплату. Затем перевелся в Московский университет, за обучение в котором платило «Общество пособия нуждающимся». Окончил университет в 1897 году. Недолго работал помощником присяжного поверенного, выступал в суде. В газетах «Московский вестник» и «Курьер» печатал репортажи с заседаний суда. Написанные профессиональным юристом репортажи вызывали интерес и доверие у читателей.
Нужда и бедность, несмотря на работу, не проходили. Леонид Николаевич содержал не только себя, но и помогал матери, живущей с младшими детьми. Работать приходилось много.
По воспоминаниям С.С. Блохина (сокурсника), в студенческие годы Леонид Николаевич много пил, от чего страдал, жаловался «на невыносимые сердечные боли и страх надвигающейся смерти» [8].
К сожалению, периоды неумеренного употребления алкоголя повторялись и вызывали тяжелые нравственные переживания.
Работа между тем продолжалась. Леонид Николаевич много и увлеченно рисовал, заслужил одобрение художников, в частности И.Е. Репина. Он «рисовал на заказ портреты по 3 и 5 рублей штука. Усовершенствовавшись, стал получать за портрет по 10 и даже по 12 рублей» (http://www.liveinternet.ru/users/4373400/post288211265).
Несомненные художественные способности Андреева видны и в немногих приведенных картинах. Автопортрет на фоне одного из «Капричос» Гойи отличается тонким психологизмом и считается лучшим в обширной иконографии писателя, а «Иуда Искариот» блестяще иллюстрирует одноименную повесть.
Леонид Николаевич, несомненно, являлся труэнтом, то есть обладал разными талантами. Термин «труэнтизм» введен доктором лордом Беркли Мойниганом в 1936 году [9].
В 1892 году в журнале «Звезда» вышел первый рассказ Андреева «В холоде и золоте». Речь в произведении идет о голодном студенте. Но публикация не была успешной.
В 1894 году молодой писатель, переживая тоску и печаль, вновь покушается на самоубийство, стреляется, к счастью, промахивается. Пуля попала в грудную клетку, с чем некоторые исследователи связывают развившееся впоследствии заболевание сердца. Версия крайне маловероятная!
Началом успешной литературной карьеры Андреева реально явилась вторая публикация рассказа «Баргамот и Гараська» в журнале «Курьер» в 1898 году. Автора приветствовал Максим Горький. По предложению Алексея Максимовича Андреева приняли в знаменитый литературный кружок «Среда» Н.Д. Телешова. Здесь Леонид Николаевич познакомился со многими писателями, в первую очередь с Антоном Павловичем Чеховым. Писателей многое связывало. Полагают, не без оснований, влияние «Черного монаха» Чехова и в большей степени «Палаты № 6» на образ доктора Керженцева («Мысль») и на внимание Андреева к похожим ситуациям и сюжетам. Из письма В.В. Вересаеву известно о трагическом восприятии смерти Антона Павловича: «Смерть Чехова, тяжелая, бессмысленная, пригнетающая, точно увенчивающая и кончающая собою старую Русь, растущая духота, в которой дышать нечем, почти отчаяние…» [10].
В 1897 году Леонид Андреев познакомился с будущей женой Александрой Михайловной Велигорской, внучатой племянницей Тараса Шевченко.
В 1902 году Леонид Николаевич женился на А.М. Велигорской.
В жизни Андреева наметились перемены к лучшему. Но и в годы встреч с Александрой Михайловной и после женитьбы на любимой женщине в дневнике проскальзывают по-прежнему минорные ноты. «Боже, где мне взять силы для жизни! Опять бессмысленные, бесконечные страдания, опять бесцельные жалобы. Страшные дни, ужасные ночи, когда весь мир далек от тебя, и ты один с этой безумной тоскливой головой. Как выдерживает она. Как не разорвется сердце от этой муки. Как подло живуч и вынослив человек. Безумная, смертная тоска. Страшно, когда наутро ожидает мучительная казнь. А быть приговоренным к мучительной жизни и жить, тоскуя, плача, мучаясь, как грешник в аду; жить, сознавая всю пустоту, нелепость, бесконечную, безотрадную мучительность этой жизни, жить, все жить и жить. О, если бы умереть. Застыть в тишине и неподвижности. Не тоскует сердце, не бьются в мозгу мысли, мысли, от которых, кажется, разрывается голова. Страшны, мучительны эти мысли, которых нельзя передать словами» [11].
Казалось бы, все складывается удачно: писательская слава, общение с выдающимися людьми современной России и, наконец, любовь прекрасной девушки, женитьба.
В это, по крайней мере внешне, благоприятное время Леонид Николаевич поступает в клинику профессора М.П. Черинова (1838–1905) и с 25 января до 22 марта 1901 года лечится от неврастении.
В клинике Андреев не только лечится, но и продолжает активно работать, пишет фельетоны для газеты «Курьер», заканчивает имеющий биографическую основу рассказ «Ложь» (последняя редакция) и одно из лучших произведений «Жили-были». По мнению Корнея Чуковского, основная черта его писательской личности — это то что он — плохо ли, хорошо ли — всегда в своих книгах касался извечных вопросов, трансцендентных, метафизических тем.
Кем же был профессор Черинов? Чем занимался? Михаил Петрович Черинов (1838–1905), известный врач-терапевт, окончил Московский университет, проходил стажировку в Вюрцбурге, Гейдельберге, Вене и Берлине. Подчеркиваю профессию Черинова — терапевт, то есть Леонид Николаевич лечился в обычной неспециализированной клинике. Обращает на себя внимание и высокая творческая активность писателя в период госпитализации. Что послужило причиной пребывания в клинике и каково было состояние Леонида Николаевича — не ясно. В любом случае активная творческая деятельность позволяет отвергать предположение о серьезной депрессии.
9 февраля 1905 года в квартире Леонида Николаевича проходило нелегальное заседание ЦК РСДРП, после чего писателя арестовали и посадили в Таганскую тюрьму. Встревоженная Александра Михайловна обратилась к докторам Ф.А. Доброву (1869–1941) и Г.И. Прибыткову (1854–1940) с просьбой дать медицинское заключение о состоянии здоровья находящегося в тюрьме мужа. Несомненно, обращение к доктору Ф.А. Доброву, мужу родной сестры, не было случайным. Александра Михайловна всеми силами стремилась освободить мужа из заключения, аргументируя опасность пребывания под стражей медицинскими показаниями. Доктор Добров получил разрешение осмотреть арестованного и, скорее всего, в заключении утрировал симптомы. Г.И. Прибытков, ассистент клиники нервных болезней, по просьбе Ф.А. Доброва 12 февраля 1905 года также осмотрел Леонида Николаевича. Доктор Прибытков диагностировал у писателя тяжелую неврастению, подчеркнув, что болезнь следует «считать неизлечимой... всякие психические и нервные потрясения для него, безусловно, не только вредны, но и опасны». Конечно, к обоим заключениям следует относиться с осторожностью, учитывая желание родных и друзей добиться освобождения Леонида Николаевича. В то же время несомненно и тревожное состояние писателя, как и любого находящегося в тюрьме [12]. Знакомые и друзья писателя единодушно полагают самым спокойным периодом жизни годы брака с Александрой Михайловной. «Тем не менее рассказы его становились все мрачней и мрачней. «Василий Фивейский», «Доктор Керженцев», наконец, «Красный смех»… Когда он писал этот «Красный смех», то по ночам его самого трепала лихорадка, он приходил в такое нервное состояние, что боялся быть один в комнате. И его верный друг, Александра Михайловна, молча просиживала у него в кабинете целые ночи без сна, кутаясь в теплый платок, облегчая его состояние своим присутствием и безмолвием…» [13].
Александра Михайловна умирает в 1906 году от послеродовой горячки. Сиротой остается сын Даниил, в будущем писатель, философ, который воспитывался у сестры жены.
Леонид Николаевич безутешен, он уезжает по приглашению к Алексею Максимовичу Горькому на Капри. В доме Горького его понимают, сочувствуют и стремятся избавить от уныния, угрызений совести, тоски.
В 1908 году женится на А.И. Денисевич (Карницкой), они переезжают в Райволу. Несмотря на перемены в жизни, перепады настроения сохраняются.
Телешов приводит выдержки из письма Леонида Николаевича от 1909 года из Райволы: «…Совсем я расхворался: что-то с нервами, что-то с сердцем, что-то с головой — все болит, и особенно распроклятая голова. С февраля и по днесь я не написал ни одной строки. «Анатэма» давно продан, и деньги давно получены, и денег тех уж нет — разошлись по долгам. Но что поделаешь, когда голова болит, и болит, и болит… Устал я».
В.В. Вересаев часто виделся с Андреевым, переписывался, они вместе путешествовали по Крыму. Андреева, по мнению Вересаева, в отличие от Льва Толстого тянуло не к живой жизни, а к погружению в нее, к изучению. Мысль о зависимости, непрочности, влияния наследственности были не случайными и тревожили писателя.
В 1903 году доктор И.И. Иванов прочитал доклад на тему «Леонид Андреев как художник-психопатолог», анализируя рассказ «Мысль». Он полагал, что писатель подсмотрел ситуацию в профильном учреждении, и говорил о безумии Андреева. Разгорелась острая полемика. Иванов публично принес писателю извинения [14].
В то же время критики и читатели подчеркивали мрачную окраску произведений Андреева. В немалой степени это было обусловлено явным пристрастием к изображению безумия и смерти (Муратова К.Д. Леонид Андреев // Фундаментальная электронная библиотека «Русская литература и фольклор»). В 1904 г. один из критиков (В.Л. Львов-Рогачевский) назовет воспроизводимый Андреевым мир царством мертвых [15].
Отличительной чертой Андреева-писателя, несомненно, является ярко выраженный психологизм. Он сосредотачивал внимание на определяющей характер черте, подчеркивая во многих случаях одержимость героя.
Есть основания считать личностной особенностью писателя одержимость. Здесь, наверное, кроются его тревоги, тоска, беспокойство, смятение, неприкаянность.
В 1914 году Леонид Николаевич лечился в клинике под патронажем Иосифа (Якова) Лейбовича Герзони (1872). Выпускник Томского университета защитил диссертацию о пользе грудного кормления, открыл гинекологическую клинику [16]. Имя врача, упоминаемое в письмах и воспоминаниях, — Иосиф, в биографической энциклопедии — Яков. Возможно, у него, как часто бывало, — два имени. В любом случае речь идет о враче-гинекологе. Трудно понять, почему к нему обратился писатель. Какую помощь мог получить? Какова цель госпитализации? Думается, в клинике были и другие отделения, не в гинекологическом же находился Леонид Николаевич, что невозможно по факту.
Известные нам госпитализации Леонида Николаевича не проясняют диагноз заболевания ввиду несоответствия места госпитализации доминирующим жалобам.
Между тем из многочисленных свидетельств современников предстает добрый, участливый человек, ощущающий непреходящее одиночество в любом обществе. «Леонид Андреев, который жил в писателе Леониде Николаевиче, был бесконечно одинок, не признан и всегда обращен лицом в провал черного окна. В такое окно и пришла к нему последняя гостья в черной маске — смерть», — писал почитатель писателя Александр Блок в статье «Памяти Леонида Андреева» [17].
Хорошо знавший Леонида Николаевича Чуковский не раз отмечал добрую душу писателя, помогавшего попавшим в беду и даже тем, кто не всегда был к нему лояльным.
Вот что пишет К. Чуковский: «Я был болен и утратил способность работать. Вдруг приезжает общая наша знакомая и говорит, что некто, не желающий открыть свое имя, просит принять от него изрядную сумму, которая даст мне возможность отдохнуть и полечиться в санатории. Кто этот некто, я в ту пору не знал. Мне и в голову не приходило, что это Андреев, так как в качестве литературного критика я незадолго до этого резко нападал на него в ряде газетно-журнальных статей. Лишь после его смерти мне стало известно, что деньги были посланы им. Нужно было высокое «настройство души», чтобы встать выше личных обид и оказать такую великодушную помощь тому, кого считаешь своим врагом и хулителем». Бывал он, конечно, не столь благостным там, где требовалось отстоять свое мнение по принципиальным вопросам.
В годы революции Леонид Николаевич невольно оказался эмигрантом. Место дачи, на которой он жил, по новым договорам отошло Финляндии. Он тяжело переживал крушение России, обращался к союзным странам с призывом помочь Родине, искал связь с Северо-Западным правительством Колчака. Бессилие усиливало депрессию, ремиссии становились все реже и короче.
Разлад в обществе, физическое и политическое расхождение с друзьями усиливали изоляцию.
19 мая 1918 года он записал в своем дневнике: «Вчера вечером нахлынула на меня тоска, та самая жестокая и страшная тоска, с которой я борюсь, как с самой смертью. Повод — газета, причина — гибель России и революции, а с нею и гибель всей жизни».
 
В письме Николаю Рериху в 1919 году за неделю до смерти пишет: «Нет России, нет и творчества... Так жутко мне без моего царства, и словно потерял я всякую защиту от мира. И некуда прятаться ни от осенних ночей, ни от печали, ни oт болезни. Изгнанник трижды — из дома, из России и из творчества...»
А.В. Богданов в статье «Между стеной и бездной» (1990) [18] подчеркивал, что трагедией последнего года жизни писателя была изолированность от России.
Из прочитанных медицинских свидетельств врачей, лечивших Леонида Николаевича Андреева, можно сделать несколько выводов: писатель, насколько известно, никогда серьезно не лечился у психиатров, а только у врачей общего профиля, с редкими консультациями невропатолога и, возможно, психиатра. Как правило, фигурируют неспецифические жалобы на утомляемость, головные боли, часто — нарушения концентрации. Не последнюю роль, очевидно, играют возникающие периоды неумеренного употребления алкоголя. Причем Леонид Николаевич очень болезненно переносил эти моменты, раскаивался, гиперболизированно реагировал на свои поступки. На таком фоне на протяжении ряда лет приглушенно звучали жалобы на неприятные ощущения в области сердца, частые головные боли.
В качестве лечения фигурируют разного типа диеты, в основном молочно-растительная, пребывание на свежем воздухе, что, естественно, служило слабым неспецифическим паллиативом.
В этом контексте вспоминается история болезни Александра Блока, которому до последних месяцев жизни ставили диагноз неврастении, упуская развитие воспаления сердечных оболочек, приведших в конечном итоге к смерти от эндокардита, возможно, с возникшей эмболией.
12 сентября 1919 года в деревне Нейвола (Финляндия), куда семья писателя перебралась из-за близости фронта, Андреев умер от кровоизлияния в мозг.
При жизни писателя и в последующие годы психиатры нередко обращались к анализу творчества писателя, проецируя судьбы героев произведений на автора. Известны статьи Д.А. Аменицкого (Анализ героя «Мысли» Л. Андреева (к вопросу о параноидной психопатии) // Современная психиатрия. — 1915. — № 5. — С. 223-250); д-ра А.Е. Янишевского (Герой рассказа Леонида Андреева «Мысль» с точки зрения врача-психиатра. — Казань, 1913 (приложение к журналу «Неврологический вестник»). — 1903. — Ч. XI, вып. 2); д-ра М.О. Шайкевич (Психопатология и литература. — СПб., 1910). В наше время писали доктора А. Шувалов, М. Бурно и Н. Ларинский. Подобное сопоставление не всегда корректно и не позволяет достоверно судить о многом.
Думается, трагическая жизнь Леонида Андреева, перепады настроения обусловлены не только несомненно присущей ему неврастенией, но гигантскими потрясениями и потерями в революционные и послереволюционные годы, усилившими болезненные симптомы.
Леонид Николаевич Андреев был акцентуированной личностью, то есть отличался особенностями характера, не выходящими, однако, за пределы нормы (Карл Леонгард ввел этот термин в 1968 году).
Прекрасный писатель, хороший художник, честный человек Леонид Николаевич Андреев должен быть востребованным.

Список литературы

1. Латынина А. В оценке поздней оправдан будет каждый час... Алла Марченко об Анне Ахматовой // Новый мир. — 2009. — № 8. — С. 174-181.

2. Толстая Е. Дочь колдуна, заколдованный королевич и все-все-все: Алексей Толстой и Гумилев // Солнечное сплетение. — М.; Иерусалим, 2004. — № 8. — C. 126-147.

3. Краинский Н.В. О лихорадочном бреде // Врачебное обозрение. — 1923.

4. Мистер Рэй. Леонид Андреев у Л.Н. Толстого // Утро России. — 1910.

5. Булгаков В. Л.Н. Толстой в последний год своей жизни. — М., 1957.

6. Муратова К.Д. Леонид Андреев // Фундаментальная электронная библиотека «Русская литература и фольклор». — 1983.

7. Чуваков В.Н. Вступительная статья: Письма Леонида Андреева к Н.А. Чукмалдиной // Российский архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII–XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. архив, 2001. — Т. XI. — С. 488-489.

8. Янтарев Е. О Леониде Андрееве: По письмам и воспоминаниям // Утро: Литературный сборник / Под ред. Н.Н. Фатова. — М.; Л.: Издание авторов, 1927. — № 1.

9. Зильбер А.П. Врачи-труэнты. Очерки о врачах, прославившихся вне медицины. — СПб.: Арка, 2013.

10. Вересаев В.В. Литературные воспоминания. — М.: Директ-Медиа, 2010.

11. Вересаев В.В. Литературные воспоминания. Леонид Андреев. Бесплатная виртуальная электронная библиотека ВВМ. — http://veresaev.lit-info.ru/review/veresaev/004/384.htm (11.08.1898).

12. Митрофанов В.П. Леонид Андреев и семья Добровых // Андреевский сборник. Исследования и материалы. — Курск, 1975. — С. 256.

13. Записки писателя Н.Д. Телешова // Избранные сочинения: В 3 т. — М., 1956; Избранные произведения. — М., 1985.

14. Иванов И.И. Биржевые ведомости. — 1903. — № 107, 1 марта.

15. Львов-Рогачевский В.Л. Две правды. Книга о Леониде Андрееве (с иллюстрациями). — СПб., 1914.

16. Любошиц Э.С. Евреи России в медицине и биологии (1750–2010) // Биографическая энциклопедия. — Иерусалим, 2013.

17. Блок А. Памяти Леонида Андреева // Записки мечтателей. — 1922. — № 5.

18. Богданов А.В. Между стеной и бездной. — 1990.

19. Аменицкий Д.А. Анализ героя «Мысли» Л. Андреева (к вопросу о параноидной психопатии) // Современная психиатрия. — 1915. — № 5. — С. 223-250.

20. Янишевский А.Е. Герой рассказа Леонида Андреева «Мысль» с точки зрения врача-психиатра. — Казань, 1913 (приложение к журналу «Неврологический вестник»). — 1903. — Ч. XI, вып. 2.

21. Шайкевич М.О. Психопатология и литература. — СПб., 1910.    


Вернуться к номеру