Газета «Новости медицины и фармации» №2 (679), 2019
Вернуться к номеру
Шесть неслучайных рукопожатий в знамениях неврологии
Авторы: Сиделковский А.Л.
Кандидат медицинских наук, клиника «Аксимед», г. Киев, Украина
Рубрики: Неврология
Разделы: История медицины
Версия для печати
Стрелки на часах цивилизации движутся, казалось бы, совершенно бесшумно, но вдруг на циферблате истории вспыхивают значимые имена, яркие свершения и необыкновенные совпадения. Нередко благотворное поле таких озарений и встреч — неврология как интеллектуальная вершина клинической медицины. Вот несколько интригующих эпизодов и взаимосвязей в рамках таких умственных и этических просторов.
Середина XIX столетия. Жан-Мартен Шарко — крупнейший клиницист мира открывает принципиально новую страницу в учении о нервных и психических заболеваниях.
Он вырос в семье провинциального мастера-каретника, и только ему среди троих сыновей отец сумел найти средства на образование. Эти надежды оправдались не только для Жана Шарко, но, пожалуй, и для человечества.
Окончив колледж, а затем медицинский факультет Парижского университета, Шарко отдал должное различным соматическим недугам, в первую очередь туберкулезу, косившему в те времена людей. Но затем судьба как бы ввела его в клинику Сальпетриер — убежище для душевнобольных женщин, отбросив тьму веков, когда таких несчастных объявляли ведьмами, пытали в застенках инквизиции, наконец, сжигали на кострах, а в лучшем случае — на всю жизнь оставляли в цепях или смирительных рубашках. Шарко разглядел в этих страдалицах прежде всего нервнобольных. Он практически первым выделил и описал синдромы истерии, укрощая меланхолические приступы гипнозом.
Новый взгляд на природу неврологических заболеваний позволил Шарко превратить Сальпетриер во всемирно известную клинику для душевнобольных. Погружаясь в избранный предмет, Шарко проявил себя как гениальный невролог. Он, например, выделил триаду симптомов (триада Шарко) при рассеянном склерозе, описал специфический отек (отек Шарко) как один из видов пато–логии голеностопных суставов, предложил физиотерапевтическую методику водолечения (душ Шарко) как нестареющее средство неврологической коррекции.
В книге «Этюды истории классической неврологии», подготовленной вместе с В. Догузовым и другими сотрудниками Национального музея медицины, удалось поместить картину художника Андре Бруйе «Лекция в клинике Сальпетриер» (1887 г.), почти с фотографической точностью отображающую лекцию Шарко и напряженное внимание слушателей — французских врачей. Среди них мы видим Жозефа Бабинского — зодчего современной рефлексологии.
В школе Шарко поражают имена ряда известных его учеников и продолжателей — четы Дежерин, Мари, Ласего и других приверженцев небывалого неврологического ренессанса. Примечательно, что все они, как и сам Шарко, были гуманистами. Так, Ж. Бабинский, не будучи женатым, воспитал троих детей своего коллеги.
Интеллектуал с широким кругозором, Ж.-М. Шарко проявлял пристальный интерес к развитию неврологии и психиатрии не только во Франции. Он первым придал мировую значимость нейро–анатомическим проникновениям киевского ученого проф. В. Беца, открывшего в корковых структурах головного мозга большие пирамидные клетки.
С другой стороны, ряд воспитанников медицинского факультета в Российской империи традиционно отправлялись для усовершенствования в западные клиники. Так, в 1880-х годах в клинике Сальпетриер оказался крупнейший отечественный нейроанатом, невропатолог, психиатр, гуманист, страстный общественный деятель проф. В.М. Бехтерев.
Истоки биографии В. Бехтерева в чем-то сродни первоначальному отрезку пути Шарко. Рано утратив отца, в далеком селе Сарали Вятской губернии, он благодаря самоотверженности матери и своим способностям закончил гимназию и избрал медицинское образование.
Как военный врач, так же как С. Боткин и Н. Склифосовский, участвовал в русско-японской войне 1877–1878 гг. Как раз тогда проявились и большие литературные способности Бехтерева.
Перед обретением кафедры в Казанском университете В. Бехтерев имел привилегию близко озна–комиться с концепциями и методами Шарко. Его особенно впечатлила техника гипнотических внушений, практиковавшихся французским Гиппократом неврологии. Но тут надо добавить, что и самого Владимира Михайловича можно рассматривать как своеобразного воплотителя идей Шарко. В течение ряда лет, ведя кафедру Военно-медицинской академии, В. Бехтерев преподавал на медицинском факультете университета Петербурга, основал Психо–неврологический институт, носящий ныне его имя.
Эта новейшая социальная институция была и учебным заведением. В. Бехтерев, что надо особенно подчеркнуть, отличался глубоко прогрессивными взглядами, утверждал и проповедовал их. Например, он первым указал на опасность алкоголизма как социальной язвы, создал клиники для лечения алкогольных интоксикаций и наркомании. В 1905 году на Всероссийском съезде врачей в Киеве В. Бехтерев закончил свое выступление словами: «Отворите мне темницу, дайте мне сиянье дня!»
Сравнение царской империи с темницей, мягко говоря, вызвало неприятие у властей страны, и Психоневро–логический институт не был закрыт благо–даря лишь Февральской революции.
Как и И.П. Павлов, В.М. Бехтерев не покинул возникшую социалистическую систему, он продолжал увлеченно трудиться в Петрограде, организовал на базе института еще четыре научных учреждения, в том числе для коррекции воспитания детей.
Рукопожатие умудренного Шарко и молодого Бехтерева, как апофиоз динамики мысли в медицине, предстает символическим и абсолютно зрелым.
Б.С. Дойников, как ученик В. Бехтерева, действенно принял его научную эстафету. Военный врач-невролог Б. Дойников участвовал в русско-японской и Первой мировой войнах. Любопытно, что начало Первой мировой он встретил в Берлине, где проходил профессиональную стажировку.
Вернувшись на Родину, снова избрал ратный удел. С 1919 года преподавал и вел научную деятельность в Военно-медицинской академии. Здесь с 1936 года одним из близких его учеников стал адъюнкт Дмитрий Иванович Панченко, в будущем крупный украинский новатор-–невролог.
Выделим в качестве отдельной темы плодотворные контакты Д.И. Панченко с иными замечательными наставниками — Л.А. Орбели (провел опыт на себе по проверке барометрических воздействий на организм). Как и Б.С. Дойников, избранный, к слову, в первый состав АМН СССР, Дмитрий Иванович углубленно занимался нейроморфологией, был одним из фундаторов развития нейрогистологии. В этом сегменте особенно выделяются –работы Б.С. Дойникова, относящиеся к 1911 году.
В период Второй мировой войны Б.С. Дойников продолжал самоотверженно, в условиях блокады Ленинграда, стоически трудиться в клиниках академии. Он ушел из жизни в 1948 году. Взаимная симпатия Бехтерава и Дойникова, их дружеские рукопожатия Панченко воспринял как некий дар развития и своей школы.
Обращаясь к киевскому периоду начинаний Дмитрия Ивановича как руководителя кафедры нервных болезней в составе нынешней НМАПО, следует отметить, что как раз к большой Панченковской плеяде относятся профессор Ю.И. Головченко и доцент Р.Я. Адаменко.
Особой, так сказать, трогательной новеллы в этом эссе заслуживает образ современного талантливого и авторитетного ученого-невролога, Учителя профессора Юрия Ивановича Головченко как наиболее яркого представителя школы Дмитрия Ивановича Панченко.
Ю.И. Головченко родился в 1943 году, блестяще учился в Киевском медицинском институте. Поступил в аспирантуру, посвятив свою жизнь науке, и в 1968 году выполнил, как и его предшественники, эксперимент на нервной структуре собственного бедра, досконально изучив его последствия. По сути, это второе в мире исследование ученого-невролога на себе путем повреждения –нерва.
В 1980 году Ю.И. Головченко защитил докторскую диссертацию, касающуюся неврологических изменений у пациентов преклонного возраста. Примечательно, что эти работы коррелируют с концепциями Н.Б. Маньковского как осново–положника нейрогериатрии.
Отмечу, что упомянутый выше самоотверженный опыт Ю.И. Головченко нигде специально не публиковался, так как мой учитель и наставник был и остается чрезвычайно скромным человеком. Его просвещенное благосклонное внимание ко мне — волонтеру неврологии, глубина педагогического мастерства и человеко–любия по–двигли меня на создание клиники «Аксимед», а его дружеские рукопожатия при встречах стали символическим ритуалом демонстрации преемственности научных школ в неврологии.
Черты клиники «Аксимед», воплощенные в росте ее популярности среди пациентов, по нашему мнению, во многом связаны с морально-этическим фундаментом, в котором незримо присутствуют гений Шарко, одаренность Бехтерева, научный и врачебный стоицизм Дойникова, результативность работ создателя первой в мире клиники стабильного микроклимата «Биотрон» Панченко и, наконец, носителя его идей и научных платформ в наши дни Ю. Головченко.
Я испытываю глубокие чувства сопричастности к этим выдающимся светочам неврологии, фактически подхватив это историческое знамя. А если представить себе, что мои предшественники силой машины времени вместе с Ю.И. Головченко вдруг появились бы в стенах нашей клиники, то состоявшийся диалог оказался нескончаемым. Формула этой зримой цепочки трудов, протянувшейся через три века, проста: делать, что должно, и даже более того.
Итак, ДА ЗДРАВСТВУЕТ НЕВРО–ЛОГИЯ!