Газета «Новости медицины и фармации» №14 (709), 2019

Окончание. Начало в № 13, 2019

Один из идеологов монашества Василий Великий писал о том, как должен выглядеть настоящий монах, чтобы было видно, как он скорбит о Христе: «Взор печальный и потупленный в землю, небрежность в наружности, волосы непричесанные, одежда немытая». В духе запретов, оставленных Отцами церкви, монастыри пропагандировали, чтили и демонстрировали паломникам схимников, что жили в большом воздержании и были известны своими подвигами подвижников. Они были еще одним назиданием паломнику: грешна плоть, грех потакать ей, плоть надо умерщвлять [55, т. 1, с. 81]. «Поэтому обычно купались реже: монахи — раз в два–три месяца, редко — ежемесячно» [55, т. 2, с. 400].

Вследствие этого в Средние века люди не мылись месяцами, а то и годами. В монастырских уставах содержались указания на мытье всего несколько раз в год, а то и «от Пасхи до Пасхи» [54, с. 189]. Поэтому все некогда многочисленные и роскошные бани Константинополя (как, впрочем, и других городов Византийской империи) в эпоху Средневековья либо приходят в состояние полного упадка, либо перестраиваются под христианские храмы, либо сводятся к простому парному отделению [54, с. 188; 55, т. 2, с. 399].

6. Методы профилактики и лечения заболеваний

Исходя из представлений о первопричине заболеваний, были разработаны и соответствующие методы их лечения.

Амулеты и талисманы

Одним из наиболее популярных и распространенных средств лечения в Византии было ношение различных талисманов и оберегов. Последние порой весьма отличались друг от друга как по внешнему виду, так и по материалу, из которого они были сделаны. Также среди амулетов, изготовляемых в Византии, мы можем отметить как предметы с чисто языческой атрибутикой, так и амулеты со смешанными христианскими и языческими символами, ставшими плодом двоеверия.

Амулеты с драгоценными камнями и фекалиями. В качестве амулетов или талисманов часто использовались драгоценные камни, каждому из которых приписывалось свое назначение. Так, бриллиантам, которые следовало носить на левой руке, приписывалась защита от яда и злых духов; смарагду — излечение от эпилепсии; хризолиту — от меланхолии; рубину — от насморка; горному кристаллу — защита от мошенничества; молочному камню — способствование обильному выделению молока у женщин; змеиному камню — излечение от укусов змей; аметисту (камень винного цвета) — защита от пьянства; алмазу — спасение на поле брани; гранату — помощь в судебных тяжбах и пр. [2, с. 105]. Однако особую силу камням или талисманам придавали таинственные надписи и изображения, нанесенные на них. Надписи представляли собой таинственные слова, имеющие, как правило, цифровой эквивалент. Наиболее часто на талисманах изображали египетских богов и богинь, зороастрийско–иудейские символы, персидского бога Митру [20, с. 11–12].

«Ромеи не собирались отказываться от обширного арсенала амулетов, филактериев, начиная от камней, рекомендуемых астрологами и магами, маленьких бронзовых колокольчиков, надеваемых на шею, запястья или обувь прежде всего детей, раковин каури, просверленных клыков животных, упомянутых выше клешней, шумящих составных подвесок из дерева или грецкого ореха, фруктовой косточки, до предметов с христианскими сюжетами, особенно икон, образков, а также крестиков, евлогиев, энколпиев–мощевиков, прочих реликвариев, миниатюрных Евангелий, то есть сугубо христианских амулетов, разумеется, благо–словляемых Церковью и, как считалось, особенно эффективно обеспечивающих безо–пасность» [55, т. 2, с. 186]. В ХI–ХII вв. в ход вовсю пошли змеевики, представлявшие собой круглые подвески–обереги с изображением головы с отходящими от нее змеями или женщины–чудовища со змеями вместо ног, а на обратной стороне — с изображением святого или девы Марии [55, т. 2, с. 187]. «Еще раз подчеркнем, что даже Церковь признавала такие христианизированные филактерии, амулеты, обереги благочестивыми» [55, т. 2, с. 188]. «Иногда реликвии, превращавшиеся в амулеты, могли быть и менее изысканными, но от этого не менее действенными: к примеру, остриженные ногти столпника, как это было в случае с армянином Маро Стилитом, свершавшем свой подвиг столпничества во имя Бога около Амиды в Месопотамии. Случалось, оберегами становились и высушенные фекалии столпника, зашитые в кожаный мешочек. Вообще, все оставшееся от столпников почиталось особенно высоко» [55, т. 2, с. 187].

Перстни–обереги. Особой популярностью, особенно у богатых сословий, пользовались перстни–обереги. «Перстень с резным изображением солярного египетского бога Хнубиса (Хнумиса или Хнума) в виде змеи с головой льва в нимбе должен был хранить здоровье желудка владельца, а пряжки или браслеты–амулеты с изображением льва и змеи, пятилучевой или шестилучевой звезды, магического глаза были призваны отвращать всякое зло от носящего» [55, т. 2, с. 186].

Кресты. Самой распространенной формой охранительного оберега были, безусловно, кресты, поклонение которым в корне противоречит учению Евангелия и которые вошли в христианство из язычества как один из наиболее распространенных символов солнца [12, т. 5, с. 405–406]. «Небольшие четырехконечные крестики, отлитые из свинца — металла, которому приписывали магические, исцеляющие свойства, играли двоякую роль оберега, отвращающего зло, и печати–пломбы, которая подвешивалась к контейнерам, тюкам с грузом. Они не только гарантировали качество товара, но и служили талисманами, которые защищали содержимое тары, упаковки во время пути к дальним рынкам» [55, т. 2, с. 71].

Святые и их мощи

Если ношение крестов и других оберегов способствовало, если так можно сказать, профилактике заболевания, то для его лечения прибегали к помощи святых. Культ святых также в корне противоречил учению Евангелия [58, т. 3, с. 287] и вошел в христианство значительно позднее как результат проникновения в него откровенно языческих верований [12, т. 3, с. 318–319, 321–323] вследствие формирования византийского христианства. «Значительное место в жизни ромеев занимал культ святых мощей — почитание останков тел святых, мучеников и прочих праведников, угодников Божиих, к которым относились как к обладающим спасительной силой, Божественной благодатью» [55, т. 2, с. 171]. При этом каждый святой был ответственен за какое–нибудь конкретное заболевание или заболевания [58, т. 3, с. 289]. Так, святая Анна помогала женщинам, желающим забеременеть, святые Косьма и Дамиан лечили от глухоты, Иоанн Креститель — от мигрени, святая Екатерина Александрийская — от головной боли, апостол Андрей Первозванный — от артрита, святой Николай — от сухорукости, святая Феодосия — от глухонемоты. Примечательно, что такая «специализация» святых была не случайной. Так, Иоанн Креститель и Екатерина Александрийская были обезглавлены, и потому их наделили способностью лечить головные боли. Апостол Андрей Первозванный до своего призвания Христом на служение был рыбаком, у которых весьма распространены артриты (их профессиональная болезнь), и потому он был наделен способностью исцелять именно этот недуг [55, т. 2, с. 184–185]. При этом «как отдельный праздник отмечали положение, перенесение и возвращение мощей, что являлось важными моментами в развитии и распространении культа святых» [55, т. 2, с. 172–173]. Одновременно с этим церковь учила, что если паломники будут недостаточно щедры в своих приношениях, то их дело может быть не воспринято святым [34, т. 1, с. 574–575].

«Приватизация» мощей. «Известны даже случаи злоупотребления со стороны влиятельных, состоятельных ромеев, которые буквально «приватизировали» мощи какого–нибудь святого, унося их в свои семейные усыпальницы» [55, т. 2, с. 173].

Кражи мощей — дело святое. «Стремление добиться защиты святого через присутствие его мощей приводило к организации краж мощей, что не воспринималось как преступление, а, напротив, считалась весьма богоугодным делом» [55, т. 2, с. 173].

Искусственное расчленение и «производство» мощей. «С верой в чудодейственную силу мощей связано и непрерывное перемещение их с места на место, практически бесконечное деление и расчленение, распространение на огромной территории этих, по выражению английского историка Джеймса Бентли, «не знающих отдыха костей». Некоторые святые оказывались разделены на большее число частей, чем костей в человеческом скелете. К примеру, св. Пантелеймон, очень почитаемый как целитель, — на 175, а св. Харлампий, защитник домашнего скота, — на 226! При этом размеры обретенной реликвии не имели абсолютно никакого значения: каждая ее частица, как бы крошечна она ни была, обеспечивала неизменное присутствие святого, поскольку его останки рассматривались как вместилище сверхъестественной энергии» [55, т. 2, с. 173–174]. «Ревностное собирание христианских реликвий порождало спрос, который, в свою очередь, рождал подделки тех же мощей с целью продажи» [55, т. 2, с. 81–82]. При монастырях было налажено настоящее производство реликвий и последующая их поставка доверчивым верующим [58, т. 4, с. 519–522]. Сами византийские императоры устанавливали подложность чудес, якобы творимых реликвиями и иконами. Так, к примеру, император Феофил (829–842) установил, что струящееся из груди одной из икон Богоматери молоко, преподносимое священниками как чудо, на самом деле доставлялось туда с помощью системы трубочек, скрытых в стене [55, т. 2. с. 82].

Драки за обладание мощами. «Случалось, завязывались потасовки, драки за обладание таким далеким благочестивым предком нынешних памятных сувениров. Тысячи людей, собравшихся на похороны святого, напирали друг на друга, пытались прикоснуться к его останкам, бежали рядом с гробом, впереди и сзади, не давали нести тело, чтобы продемонстрировать горячность и пламенность своей веры и, самое главное, успеть получить освящение и благословение хотя бы от лицезрения святого» [55, т. 2, с. 173–174]. Святые мощи приносили колоссальные доходы церкви.

Святая вода

Так называемой святой воде в Византии всегда отводилось видное место как в предупреждении, так и в лечении фактически всех заболеваний [55, т. 2, с. 188].

Сон в храме

Как и в античных асклепийонах, больные спали в христианских храмах, ожидая сошествия к ним святого, «и оставляли в них священные дары из серебра и золота, как некогда в храмах богов» [58, т. 3, с. 290]. «Во сне исцелял и являвшийся к больным святой чудотворец Артемий, который считался «специалистом» по лечению грыжи. Мощи этого великомученика покоились в знаменитой столичной церкви Иоанна Предтечи, а при ней существовали общежития, где больные спали» [55, т. 2, с. 184].

Иконы

Особую роль в защите и исцелении, согласно воззрениям византийцев, играли иконы. Сами иконы, как вид станковой живописи, были заимствованы с погребальных портретов античного Египта [55, т. 2, с. 144] и не только не имеют ничего общего с евангельским учением, но и в корне противоречат Божьему Зако–ну, запрещающему своей второй заповедью создавать любое изображение и тем более почитать или поклоняться ему. По–этому первые христиане не только не поклонялись и не молились им [55, т. 1, с. 298–299], но и «чувствовали непреодолимое отвращение к иконам. Закон строго запрещал изображать божество в каком бы то ни было виде» [12, т. 5, с. 404]. Сами ранние богословы, такие как Евсевий, Лактанций, Тертуллиан и т.д., многих из которых затем спустя века после смерти возведут в ранг святых, крайне отрицательно относились к иконам [4, с. 47, 159]. Зародившееся в Византии и в корне противоречащее учению Евангелия и первых христиан поклонение Деве Марии [58, т. 3, с. 283–284], доходившее до ее полуобожествления [58, т. 3, с. 283–284; т. 5, с. 518], и представление о Боге как о неумолимом и жестоком судье [58, т. 5, с. 513–514] привели к тому, что люди, именующие себя христианами, молились в основном не Христу, а Деве Марии [55, т. 2, с. 67–68; 58, т. 5, с. 513–514]. Весьма примечательно также, что обоснование учения о поклонении иконам его главный разработчик Феодор Студит черпает из откровенно языческого учения неоплатонизма [4, с. 179–180, 183]. Именно Деву Марию, а не Бога, Христа император Юстиниан Великий призывает на помощь в деле управления страной [48, т. 1, с. 525]. При этом иконы в богословии Византии являлись посредниками между земным и небесным мирами [55, т. 1, с. 318]. «Согласно сборникам чудес святых, выпитый воск из растопленной печати с ликом св. Артемия исцелял от грыжи, а св. врачеватели Косьма и Дамиан излечили болящую, повелев ей выпить смешанную с водой штукатурку с фрески с изображением святых. Даже краска или пыль с икон наделялись спасающей силой и, случалось, принимались внутрь вместе со Святым Причастием или вместо него» [16, т. 2, с. 447–448; 55, т. 1, с. 299].

Магия

В Средние века на основе неоплатонизма создается особое теософское учение о первопричинах болезней и о методах их лечения. Согласно этому учению, болезнь зависит от низших духов, и лечить ее можно с помощью следующих видов магии: собственно теософии, то есть при помощи общения с самим источником света; теургии — с помощью добрых духов; гоэтии — с помощью злых духов; собственно магии — с помощью добрых и злых духов одновременно; фармации — путем укрощения злых духов с помощью лекарственных веществ [3, с. 106; 20, с. 10]. Неоплатоники разработали также так называемое учение об эонах, то есть небесных силах, во главе которых стоит сам Иисус Христос. При этом механизм лечебного воздействия они объясняли тем, что священное рукоположение делало рукополагаемое лицо причастным к этому эону и способным к лечению больных, одержимых бесом [3, с. 106; 20, с. 10]. Соответственно, таким обладателем эонов было объявлено в первую очередь духовенство.

Некоторые видные богословы и ученые Византии справедливо указывали, что причиной крушения их страны стал отход от учения Евангелия. Так, «видный богослов, монах Иосиф Вриенний уже незадолго до падения Византии пытался доказать пастве в своих проповедях, что главной причиной бедствий, переживаемых ромеями, является их все возрастающая собственная греховность и многочисленные отклонения от норм христианской веры. Особенно сурово, эмоционально он критиковал рядовых верующих, порицал составление пророчеств, занятия астрологией и едва ли не ежедневные обращения к волхвам и предсказателям. Вриенний зафиксировал все то же устойчивое сохранение сугубо магических действий, совершаемых для плодородия полей, приплода и здоровья скота, удачной охоты, обильного урожая виноградников. Не ушли из календаря поздних византийцев и праздники языческого происхождения, отмечаемые с присущими им ритуалами, фестивальными, карнавальными обрядами и прыганием через костры. Вриенний знал об активном использовании амулетов и талисманов, о продолжающемся поклонении деревьям, дубравам и о сохранении верования в мифических нереид, якобы населяющих моря» [55, т. 2, с. 88].

Но как же могло получиться, что в христианской по своей идеологии Византии откровенно языческие учения получили столь широкое распространение и одобрение со стороны властей и отсутствие какого–либо противления со стороны церкви? Причина этого кроется в том институте государственной церкви, который был воздвигнут в Византии и который в конечном счете и стал источником падения этой империи.

Государственная церковь Византии и развитие медицинской науки

История создания института государственной церкви в Византии связана с именем римского императора Константина Великого (306–337). Константин вступил на престол в то время, когда Римская империя переживала глубокий экономический, социальный, политический и духовный кризис, страну раздирали нескончаемые внутренние смуты и вторжения варварских племен. Будучи талантливым государственным деятелем, Константин понимал, что спасти империю от полного краха может только единая идеология, которая поможет связать распадающееся государство, объединив самые различные по национальности народы, населявшие империю, и социальные классы, противостояние между которыми постоянно нарастало. Император понимал, что язычеству с этой задачей справиться не по плечу, ибо различные языческие культы, с одной стороны, подчеркивали особенности каждого из народов, а с другой — на протяжении долгих веков были дискредитированы в глазах людей, которые по инерции еще посещали языческие святилища, одновременно откровенно высмеивая своих аморальных богов и богинь, при этом язычество с его безнравственной идеологией и обрядами не могло оказать стабилизирующее влияние на и без того уже разложившееся римское –общество.

Поэтому была нужна принципиально новая идеология, и именно ее император увидел в христианстве. «Гениальность императора Константина проявилась в том, что в отличие от правивших предшественников он первым увидел в христианстве не угрозу, а средство объединения» [55, т. 1, с. 60]. Он «понял, что христианство и его мощная церковная организация могут быть прочной опорой абсолютной власти» [19, с. 328–329]. Христианство к тому времени получило весьма широкое распространение в империи, также оно провозглашало равенство всех людей перед Богом вне зависимости от национальных и социальных особенностей, призывало своих последователей к миру и к уважению по отношению к власти и утверждало высоко–моральные принципы и законы. Словом, это была именно та база, с помощью которой можно было попытаться спасти империю от краха. Однако большую часть населения империи продолжали составлять язычники, и Константин понимал, что, приняв христианство в качестве государственной религии империи, он противо–поставит себя языческой части ее населения. И тут Константин с политической точки зрения приходит к важному решению: объединить язычество и христианство в одну общую идеологию, приемлемую, как он считал, для всего населения империи.

Двоеверие

Для осуществления плана создания единой идеологии путем соединения языческих и христианских верований император оставляет основные языческие праздники и обряды, дав им имена, связанные с христианством. Так, к примеру, языческий праздник Солнца, отмечаемый в декабре, Константин называет Рождеством, праздник в честь богини Астарты — Пасхой, языческий день Солнца — днем Господним и т.д. Для того чтобы угодить языческой части населения, он и его преемники планово вводят в христианство не имеющие с ним ничего общего поклонение изображениям — иконам, наделение священников правом отпущения грехов, внедрение языческого учения о бессмертии души и т.д. [12, т. 3, с. 322–323; 55, т. 1, с. 58, 298–299; 55, т. 2, с. 22,167; 58, т. 3, с. 257]. Так начало формироваться так называемое византийское христианство, или двоеверие (табл. 1).

Константин понимал, что только медленное взаимное проникновение христианства и язычества друг в друга, их симбиоз, направляемый императорской властью, при поддержке высших церковных иерархов приведут к синкретизму, то есть формированию единой религии, не вызывая при этом каких–либо общественных волнений. Для осуществления этих планов в деле формирования синкретической религии император прямо подкупает и высшее духовенство, превратив его из гонимых пастырей в предстоятелей государственной церкви и даруя ему не только безопасность и почет, но и власть, земли, угодья, рабов [34, т. 1, с. 300; 56, т. 1, с. 102]. «Церковь превратилась в мощный, легальный, централизованный институт со своей церковной иерархией. Она стала богатейшей и могущественнейшей, престижной организацией, сросшейся с государством и ее бюрократией… высшее духовенство, зачастую изначально не бедное по своему составу, случалось, жило в роскоши, удивлявшей даже придворных сановников» [55, т. 1, с. 62]. И потому высшие иерархи в подавляющем большинстве поддерживают церковную политику императора, финалом которой становится так называемый цезарепапизм.

Цезарепапизм

«Если Бог — Пантократор (в переводе с греческого — «вседержитель»), глава существующего мира небесного и земного, то василевс — космократор — глава идеального земного порядка — таксиса, управитель и издатель законов, которые никто не в силах отменить. Это была полубожественная высота… Император обладал синергией — способностью воспринимать Божественную энергию, дословно с греческого «действие», воспринимать Божественную благодать и поэтому управлял священной и богохранимой Империей подобно Отцу Небесному» [55, т. 2, с. 18].

«Отсюда следовало, что делами Церкви тоже должна была руководить высшая государственная власть. Именно от нее, а не от Патриарха, зависело назначение митрополитов — епископов митрополий. Поскольку Церковь — богочеловеческая, а не государственная организация — не имела собственного карательного аппарата, император должен защищать интересы Церкви методами принуждения… В этом заключалась идея, условно называемая цезарепапизм, — идея теократической монархии, в которой государство господствует над Церковью» [55, т. 2, с. 18].

Языческое происхождение идеи цезарепапизма. «Подобные устремления имели объяснение в давних традициях. Не следует забывать, что христианские цари в Византии были преемниками языческих римских императоров с их абсолютной властью и не могли допустить чрезмерного усиления духовной власти как своей альтернативы. Константин Великий и его преемники вплоть до Феодосия I в конце IV в. сохраняли титул Великого Понтифика (Pontifik Maximus), то есть регулировщика государственной религии, и одновременно титул «епископа внешних» [55, т. 2, с. 18].

Император — правитель Церкви. «Византийская Церковь была подчинена государственному законодательству и, значит, императору ромеев как источнику всякой законности. Церковь не могла вмешиваться в дела государственного управления, тогда как император не только мог, но и обязан был контролировать Церковь в административном отношении. Он же утверждал в должности высших иерархов Церкви» [55, т. 2, с. 101]. «Император — это верховный правитель Церкви; он стоит выше церковных соборов. Он есть мерило в отношении к церковной иерархии, законодатель для жизни и поведения священников, его ведению подлежат споры епископов и клириков и право замещения вакантных кафедр» [28, с. 98–99].

Император — священник. Цезаре–папизм не только поставил под контроль императора Церковь, но и наделил его функциями священника. «Христиане признали поклоны перед государем как покровителем христианства от имени Христа. Обращение к императору «кириос» — «господи», которое было принято для Христа, стало нормой среди христиан… император входил в церковь вместе с архиепископом» [55, т. 2, с. 17–18].

Император — толкователь церковных догматов. Для «равного апостолу» — –исапостолу, как именовал себя с VI в. любой ромейский государь, это было в порядке вещей. Император Юстиниан Великий объявлял в одной из своих новелл, что все законы Бог подчинил императору, а значит, и вопросы, связанные с догматикой и судопроизводством Церкви. Церковный Собор 536 г. признал, что «...против воли и приказа императора в Церкви вообще ничего не может происходить» [55, т. 2, с. 19].

Обожествление власти императора. «Государя часто сравнивали с апостолом или самим Христом и зачастую изображали как святого мужа, с золотистым нимбом вокруг головы. «Гелиос — Солнце» стало постоянным эпитетом императора, чье человеколюбие и щедрость уподоблялись солнечным лучам, живительному теплу, которое изливается на всех –подданных без исключения. Недаром в присутствии царя на любой церемонии полагалось держать большую горящую свечу — лампас… возвеличивание императоров, указание на божественную природу их власти, сравнение василевсов с солнцем или даже с Христом» [55, т. 2, с. 23].

Таковы были основные положения византийского христианства (двоеверия) и цезарепапизма, сформировавших государственную религию Византии и оказавших, как мы указывали выше, самое непосредственное влияние на формирование и историю медицинской науки, представлений и практики Византии.

Выводы

1. Показано, что для истории медицины в Византии характерна практически полная стагнация ее развития на протяжении всей тысячи лет существования империи, характеризующаяся господством религиозно–магических представлений в виде астрологии, магии, оккультизма, неоплатонизма над научными, крайне низким уровнем –системы образования и подготовки врачей.

2. Установлено, что одной из ведущих причин стагнации развития медицинской науки в Византийской империи явилось формирование в ней института государственной Церкви, полностью контролируемой, направляемой как в административном, так и в доктринальном плане имперским правительством, что привело к секуляризации Церкви и превращению ее в крупнейшего землевладельца, к –утверждению в Церкви языческих верований и положений; формированию и процветанию проязыческих суеверий и обрядов.

3. Показано, что государство, подчинив себе Церковь, лишилось той необходимой духовной основы, без которой невозможно в принципе –построение здорового и процветающего общества, следствием чего стало формирование крайне отсталого социально–экономического положения Византии, характеризующегося длительным фактическим сохранением рабовладельческих отношений, тотальным казнокрадством, огромным бюрократическим аппаратом, погрязшей в коррупции судопроизводственной системой, резким имущественным расслоением общества, низким уровнем развития науки в целом и медицины в частности.

Список литературы находится в редакции