Газета «Новости медицины и фармации» 5-6(272-273) 2009

Не случайно термин «религия» поставлен на первое место. Ведь если попытаться заглянуть в глубокий кладезь времени и осветить его беспристрастным лучом созерцания, то на самой глубине проступят очертания религиозных культов и их исполнителей, вступающих от лица своих племен в таинственный диалог с неизвестностью, именующейся различно, но подразумевающей одну и ту же Сверхъестественность. И там, среди безответных загадок, пытливый человеческий разум пытался найти ответ на очень близкую и повседневную проблему — болезнь. Сквозь едва заметные тени религии прошлого у истоков времен проступает и силуэт первых попыток врачевания, осуществляемых в основном за счет все тех же ритуальных действий и приписывающих неестественность состояния болезни сверхъестественным причинам. Так или иначе, но дошедшее до нас в археологических и современных этнических фактах культовое многообразие позволяет рассматривать развитие медицины именно в данном историческом направлении.

Религиозный опыт древних имел определенные отличия. Библия нам повествует о первых людях, имеющих непосредственное ведение Бога. Однако грехопадение отдалило их от своего Создателя, и уже потомки получили переданное из уст в уста повествование, которое с увеличением количества таких передач неизбежно подвергалось искажению. Существование отдельных племен, отличающихся индивидуальным или коллективным способом добычи пропитания, его видом, наличием или отсутствием лидера в группе, приспособлением к разным климатическим условиям и многим другим, только способствовало искажению религиозного предания, отражая в нем характеристики данных групп, не останавливая инволюцию предания, в условиях отсутствия письменности, вплоть до примитивности. Благочестие одних способствовало сохранению предания при помощи различных Откровений, скотоподобие других отправляло религиозную мысль вдаль от русла истины, в пустыню фантазий, загроможденную идолами, вырождающуюся в псевдорелигиозные оккультизм и магию… Так со временем сферу неизведанного стали изъяснять священники, шаманы, жрецы, гуру. Однако ничто не укрепляло человека в вере так, как произведенное чудо, и в особенности чудо исцеления, которое кроме всеобщего восхищения можно было бы прочувствовать, так сказать, на собственной шкуре. Мало кого убеждало объяснение «кары», тем более что при ее осознании в сокрушении рождалась надежда на исцеление и эта надежда требовала реализации. И если где-то религиозный обряд не давал результата раз, другой, то необходимо было материальное средство. И тут начался поиск. Нужно было снадобье, и искать его начинали «под рукой». Методом проб и ошибок определились травы, используемые в языческих ритуалах, содержащие галлюциногены и алкалоиды, обладающие наркотическим, успокоительным, болеутоляющим и антисептическим действием. Однако тут же впервые появилось и желание скрыть силы природы, объясняя лечебное действие не столько эмпирическим знанием, сколько магией и астрологией. Наделяя зелье магической силой, как, например, дар богов, шаман оставлял за собой право распоряжаться медицинской практикой как надежным способом власти.

Поражает историческое разнообразие и примитивность магических приемов, характерных для древней медицины. Шаман, излечивающий больного, часто изображал болезнь и выздоровление. Так, в частности, для того, чтобы унять боль в желудке, он катался по полу, корчами и гримасами изображая боль в животе, а потом вставал подобно выздоровевшему больному. Большинство же болезней все-таки приписывалось демонам.

Жрец-врачеватель, выступающий в роли посредника между демонами и людьми, перед выполнением лечебного ритуала одевался в специальную устрашающую одежду, иногда брал в руки оружие, которым должен был победить демона болезни, напугав его своим видом. В магических представлениях берут начало обычаи, которые дошли до нас из глубокой древности, но давно утратили свой первоначальный смысл. Так, например, пожелание здоровья при чихании у многих народов античности было связано с желанием умилостивить поселившихся в носу маленьких духов или демонов, которые способны вызвать болезнь. Они заявляют о себе своим шевелением, результатом которого и является чихание. Старый обычай пожелания здравствования при чихании был распространен у древних греков и римлян, персов и индусов, у арабов на средневековом Востоке, у жителей Африки и Австралии, у полинезийских племен и многих других народов в разные времена.

Хирургическая практика также была привилегией шаманов. И если (при очевидной причине) полученные в бою или на охоте раны лечились единоплеменниками, то основанием, например, для трепанации черепа могло послужить стремление «выпустить духа болезни» при сильной головной боли. Существует мнение и о возможном преследовании других ритуальных целей при трепанациях.

Магические представления древней медицины сводились к тому, что в качестве лекарства применялось растение, имеющее цвет или строение, сходное с внешними проявлениями болезни или с той частью тела человека, которую это растение способно вылечить. Так, красное связывалось с кровью, дырчатое — с ранами, желтое — с желтухой, растения с нитевидными листьями применяли при лечении облысения. Подобное лечили подобным: кровотечения — красной глиной, растениями с красными цветами; желтуху — желтым соком чистотела, желтыми перьями птиц и даже желтым брюхом щуки; с помощью травы, растущей на камнях («ломающей камни»), изгоняли камни из желчного пузыря; растениями, вид которых напоминал строение челюсти и зубов, лечили зубные болезни. В китайской народной медицине существовало учение о том, что верхние части лекарственных растений (цветы и почки) должны применяться при заболеваниях верхней части тела, средние части (стебли) лечили среднюю часть, а нижние (корни) – нижнюю. А внешнее сходство с формой человеческого тела вообще послужило началу целого бума в поисках корня мандрагоры в странах Европы и женьшеня в странах Азии. Интересно в этом смысле и разделение растений в тибетской медицине на рвотные и слабительные. Считалось, что весной, когда растения тянутся кверху, их соки при движении вверх могли вызывать рвоту у человека. Осенью, когда в природе соки тех же растений движутся вниз, их пытались использовать в качестве слабительных.

Магические приемы, основанные лишь на психотерапевтической восприимчивости, эффекте плацебо, не способствовали развитию медицины как науки. И наверное, ни одна религия, кроме египетской, в надежде на воскресение мертвых уделяющая особое значение человеческому телу, не повлияла так на развитие анатомии, патологоанатомии и хирургии своими ритуальными обрядами с извлечением внутренних органов и бальзамированием. Египетские жрецы значительно шагнули вперед в своих анатомических знаниях. И если греческие врачи считали вены происходящими из печени, то уже по мнению египтян, источником и местом стечения всех сосудов было именно сердце. Процесс бальзамирования умерших, впервые подробно описанный Геродотом, представлялся грекам великой загадкой. Врачебное искусство египтян вообще поражало их воображение. Гомер писал о Египте: «Каждый в народе там врач, превышающий знаньем глубоким прочих людей». Об этом свидетельствуют сочинения Геродота и Плутарха, Плиния Старшего и Диоскорида. Египтология как наука стала развиваться после того как Ф. Шампольон в 1822 г. расшифровал египетские иероглифы. Но не все дошедшие до нашего времени медицинские сочинения и надписи египтян распознаны, поскольку для передачи медицинских сведений жрецы-врачи часто применяли не обычное письмо, а тайнопись. В то время как египетская письменность насчитывает около 800 знаков, в криптографии жрецов, которая применялась для передачи тайных знаний, предназначенных посвященным, содержится около 6000 знаков. Этот особый род египетской письменности до сих пор не расшифрован, и среди египтологов нет единого мнения о том, каким путем идти к разгадке.

Впервые традиции врачевания в храмах зародились в культурах стран Древнего Востока и позже перешли из Египта в Грецию. В Месопотамии существовала почта. Письма писали на глиняных табличках и запечатывали в глиняные конверты-ларцы. Из этой переписки и стало известно о существовании больниц при храмах. Лечили там знатных особ, служителей храма и даже рабов. Найдены письма врачевателя Мукаллима, который жил в XIV в. до н.э. при храме близ города Ншшура. Вот что он, например, сообщает правителю о лечении в одной из таких табличек: «Два твоих взрослых раба, которые свалились в колодец: у одного сломана ключица, второй разбил голову; пусть господин мой напишет, чтобы выдали масла (для втирания), дабы дать им поправиться». Здесь мы уже сталкиваемся с медициной как отдельно выделенной профессией, хотя и находящейся часто под покровительством религии.

Считается, что прообразом бога-целителя Асклепия, культ которого сложился в Древней Греции в VII в. до н.э., был царь Фессалии и прославленный врачеватель Асклепий. Он жил во время Троянской войны (XII в. до н.э.), о нем и его сыновьях, героях-военачальниках и искусных врачах, упоминает Гомер в «Илиаде». Сыновей Асклепия звали Махаон и Подалирий («славные оба врачи, Асклепия мудрые дети»). Махаон был знаменитым военным хирургом, а Подалирий прославился врачеванием внутренних болезней. Асклепия часто называют первым в истории медицины богом врачевания, потому что до него боги-покровители врачебного искусства были не только «божественными врачевателями». Так, египетский бог Тот считался изобретателем письменности, покровителем писцов и хранителем священных знаний. Вавилонский бог Эа, обитатель водных глубин, был покровителем мудрости, частью которой было искусство врачевания. Асклепий и все члены его семьи были врачами. Сыновья и дочери олицетворяли различные аспекты врачебного искусства — лекарственное лечение (Панакея), хирургию (Махаон), исцеление от внутренних болезней (Подалирий), магическое врачевание (Телесфор) и профилактическую медицину (Гигиея и Огле). Все они, согласно мифам, обучались медицине у своего отца. Так, лекарства из растений готовила Панацея, однако травы приобретали целебные свойства лишь после того как она прикасалась ими к капюшону своего младшего брата Телесфора. В VI–V вв. до н.э. были воздвигнуты первые святилища в честь Асклепия — асклепийоны, предназначенные для лечения больных. Тяжелобольные и умирающие в храм не допускались. В асклепийонах были бани, библиотека, гимнасий (место, где юноши обучались философии, литературе, политике, а также занимались гимнастикой), стадион, театр. Важной частью храма был абатон (крытые галереи вдоль стены храма) — место для сна. Священный сон был одним из видов лечения в храмах Асклепия. Больные засыпали прямо на полу, на шкурах принесенных в жертву животных. Во сне им должен был явиться Асклепий и дать советы о том, как лечить болезнь. Вероятно, жрецы-врачеватели использовали психологическое воздействие на больных и делали в храме операции, усыпляя пациентов с помощью гипноза и успокоительных средств. Основоположником пульсовой диагностики в Китае считается знаменитый философ и врач Бянь Цяо (VI в. до н.э.), которого называют иногда «китайским Гиппократом». Еще в детстве он познакомился с монахом-даосом, учился у него 10 лет и получил в подарок от своего учителя древнюю книгу о медицинском искусстве, которую изучал всю жизнь.

Ритуальные движения, молитвенные позы и системы медитаций (китайское у-шу, индийская хатха-йога и др.), сопровождающие религиозные церемонии в странах Древнего мира, часто воспринимаются современным человеком лишь как система гимнастических упражнений. При этом остается скрытой внутренняя душевная работа, которая играла большую роль в процессе лечения. Даже инструменты древних врачевателей часто предполагали не только физическое воздействие на больного: в Древнем Китае иглы для иглоукалывания первоначально имели внутри отверстие — считалось, что по нему от врача к больному проходила целительная энергия ян. С ее помощью организм больного должен был избавиться от преобладания энергии инь. Для того чтобы врач мог служить источником целительного начала, он сам должен был обладать высокими моральными качествами — «неоспоримыми добродетелями».

Трудно переоценить историческое значение трактата о хирургии «Сушрута-самхита». В нем изложены сведения по анатомии и терапии, учение о ядах и противоядиях, способы лечения глазных болезней. Хирургия была той областью медицинского искусства, в которой Индия превзошла многие страны Древнего мира. Сушрута, великий индийский врач (IV в. н.э.), автор трактата, называл хирургию «первой и лучшей из всех медицинских наук, драгоценным произведением неба и верным источником славы». Он описал более 300 операций, свыше 120 медицинских инструментов и более 650 лекарственных средств. Об анатомических познаниях врачей Древней Индии можно судить по тому, что в труде Сушруты перечислены 300 костей, 500 мышц, более 700 сосудов и около 100 суставов. Развитию хирургии значительно способствовало то, что вскрытие трупов с целью изучения анатомии обычно не встречало в Индии противодействия. Хирурги Древней Индии умели сшивать ткани льняными и пеньковыми нитями, сухожилиями и конским волосом; останавливали кровотечения с помощью холода, золы, давящей повязки; при вывихах и переломах костей использовали вытяжения, неподвижные повязки и бамбуковые шины; знали особые методы лечения ожогов, язв и опухолей. Операции производили с обезболиванием, применяя для этой цели опий, белену, гашиш, вино, индийскую коноплю. При проведении больших операций использовали черных муравьев, которые намертво прикусывали края ран. Особенно хорошо удавались индийским хирургам пластические операции на лице. Врачи умели восстанавливать нос, губы и уши, потерянные или искалеченные в бою или по приговору суда. В этой области индийская хирургия опережала европейскую вплоть до XVIII в. Европейские хирурги учились у индийцев искусству ринопластики. Этот способ подробно описан в трактате Сушруты и вошел в историю медицины под названием «индийского метода»: нос восстанавливали с помощью лоскута кожи, вырезанного со лба или щеки. Не менее блистательной была операция по поводу катаракты. Индийские хирурги сумели добиться тщательного соблюдения чистоты во время операций. Опытные кузнецы делали хирургические инструменты из стали, а не из меди или бронзы, как в других странах Древнего мира. Эти инструменты хранились в специальных деревянных коробках и были заточены так, что ими можно было разрезать волос. Перед операцией они обеззараживались соками растений, мытьем в горячей воде, прокаливанием на огне. Впрочем, к этим действиям не совсем подходит современный термин «обеззараживание». Воздействие на инструменты врача огнем и водой по необходимости сопровождало лечение, как всякое священное искусство. Заметим, что при такой поразительной «научной базе» этиологическими факторами считались патологические изменения внутри самого организма (обусловленные либо естественными отклонениями от нормы, либо неблагоприятным для здоровья образом жизни человека), внешние обстоятельства (влияние климата, травмы, отравления, укусы змей и другие подобные причины) и действие сверхъестественных сил (богов и демонов), а также неизбежные процессы, сопровождающие старение организма. Даже в трудах Гиппократа (род. около 460 г. до н.э.) при множестве различных предписаний, касающихся чисто практических вопросов медицинской профессии, определенное место отводится религии. Так, например, в его сочинении «О болезнях» имеются следующие «рекомендации»: «Таким образом, узнав о небесных знаках, нужно заранее позаботиться установить диету и молить богов: при хороших знаках — Гелиоса... Гермеса и Аполлона; при обратных знаках — богов, отвращающих зло: Гею и героев...».

В трактатах Чараки и Сушруты большое значение придается врачебной этике. Согласно древним легендам, боги смешали небо и землю и создали 14 «драгоценных вещей», одной из которых был врач. Его положение в обществе было относительно высоким, но и требования к нему предъявлялись большие. Медицинские трактаты постоянно подчеркивают, что настоящий врач кроме хорошего знания теории и практики должен обладать нравственными достоинствами: бескорыстием, честностью, смелостью, самообладанием. Медицина требует от человека большей моральной стойкости, чем другие профессии. Долг перед пациентом следует ставить выше личной заинтересованности. В случае неизлечимой болезни врач должен честно признать свое бессилие. Предписания врачебной этики касались и внешнего вида врача: требовалось, чтобы «врач, который желает иметь успех в практике, был здоров, опрятен, скромен, терпелив, носил коротко остриженную бороду, старательно вычищенные обрезанные ногти, белую надушенную благовониями одежду, выходил из дома не иначе как с палкой или зонтиком и в особенности избегал болтовни». В Древней Индии существовало понятие врачебной тайны: сведения, полученные от больного, не разглашались, если они могли произвести тяжелое впечатление на близких людей. Врач не должен был сообщать пациенту о тех своих наблюдениях, которые могли отрицательно повлиять на душевное состояние больного и таким образом помешать выздоровлению.

Индийская медицина приписывала влиянию демонов в основном психические заболевания, а медицина Тибета связывала с действием духов и демонов половину всех существующих болезней. Тибетское богословие содержит учение о «вместерожденных» — человеке и его душе. В мифологии это учение отразилось в представлении о двух духах-гениях, добром и злом, которые сопровождают человека в течение всей жизни, фиксируют все его добродетельные и греховные деяния и после смерти предстают вместе с ним перед загробным судьей. Начиная лечение, тибетский врач должен был определить с помощью гадания, какие именно сверхъестественные силы вредят здоровью пациента, где притаился враг его благополучия, почему он вредит, как можно его умилостивить или подавить.

Медицина была и частью буддийского образования, основу которого составлял «курс десяти наук». В него входили «пять больших наук» — буддийская философия, логика, медицина, грамматика, буддизм — и «пять малых наук» — технология ремесел, теория поэзии, лексикология, астрология и хореография. В столице Тибета, древнем городе Лхаса (тибет. «божественное место»), была организована медицинская школа, куда приходили из тибетских монастырей самые способные молодые монахи, чтобы научиться искусству врачевания. В X в., гораздо раньше, чем в других странах Востока и Запада, китайские монахи-даосы, жившие отшельниками в горных пещерах, научились делать прививки против оспы. Источником прививочного материала были оспенные корочки, взятые из носа переболевшего человека. Для предупреждения болезни их вводили в ноздри на ватном тампоне. Значительно позже возник метод нанесения оспенного материала на царапину.

Высшее развитие медицины времен Римской империи отражено в трудах Галена (ок. 130–200 гг.), который впервые описал систему знаний, охватившую все виды современной ему медицины. В возрасте 28 лет он стал врачом в школе гладиаторов, а уже в 164 г. по приглашению императора Марка Аврелия он, как признанный врач, переехал в Рим. Там он имел огромную практику, занимался и анатомическими исследованиями. Слава его была так велика, что в Риме были отчеканены монеты с изображением Галена, придворного врача Марка Аврелия. Гален развивал взгляды Гиппократа о различных видах пневмы, которую, между прочим, отождествлял с душой.

Самый значительный представитель арабской медицины — врач и философ Ибн Сина Авиценна (980–1037 гг.), автор более 100 сочинений о различных областях знания, среди которых «Канон врачебной науки» — медицинский труд, на основании которого до середины XVII в. преподавалась медицина во всех университетах Европы. Он отразил тесную взаимосвязь человеческого тела и души в своей «Поэме о медицине». Вот ее фрагмент:

О силах души

Есть девять сил души, как ни считать,

Из них даны для ощущений пять:

Вкус, осязанье, зрение и слух,

И обонянье — человека дух.

Есть сила — в мускулах заключена,

Суставы движет яростно она.

Есть сила, что, как в зеркале, порой

В сознании хранит видений рой.

Есть сила, что толкает мысль вперед,

И та, с чем память вещая живет.

Известный еврейский врач Моисей Маймонид (род. в 1135 г.), автор «Молитвы врача», видел прямую зависимость успеха медицинской деятельности от нравственных качеств специалиста, прививаемых именно религией. Он писал: «Врачебное дело воспитывает в человеке скромность, богобоязненность и любовь к здоровью… врачебная деятельность дает выход к совершенству, к нравственности, к познанию Бога, к достижению истинного счастья — можно сказать, что это труд во имя Творца...». Он считал, что врач даже не должен приступать к лечению пациента, пока не избавится от дурного настроения или душевного состояния, а источником своего морального совершенствования считал именно Бога: « Помоги мне, Всевышний, в каждом человеке, который обратится ко мне за помощью, не видеть, богат он или беден, а видеть только больного…»

Однако весь исторический религиозно-медицинский опыт немыслим без существования мировоззрения, основанием которого стала новая эра в жизни человечества, положившая началом не только своего летоисчисления, но и морали факт Рождества Христова. С этого момента пошел отчет совершенно новых принципов взаимоотношений в человеческом обществе. Гуманизм этих позиций основывался не на абстрактном антропоцентризме античных философских взглядов. Его доктрина — реальное богоподобие человека, возможность реализации религиозных стремлений не с помощью жертвоприношений и ритуалов, а при непосредственном служении ближнему как образу и подобию Божию. Одним из видов такого служения было врачевание и помощь больным.

Уже в период поздней античности с утверждением христианства попечение о больных становится предметом особой заботы церкви. В 370–379 гг. св. Василий Великий устроил в Цезарее целый город для больных, известный под названием Базилия. Позже врачебное дело достигло высокого уровня в Константинополе, где на церковные пожертвования были основаны лечебницы. С V в. уставом св. Бенедикта монахам были вменены в обязанность лечение больных и уход за ними; при монастырях создаются госпитали и приюты. В VI в. монахи ордена св. Лазаря, возникшего на территории Италии, посвятили себя уходу за прокаженными. От имени покровителя этого ордена произошло слово «лазарет». Первоначально так называли организованные монахами приюты и больницы для прокаженных, позже лазаретом стал называться передвижной военный госпиталь. По распоряжению папы римского Григория Великого (время понтификата 590–604 гг.) в Европе было построено множество больниц и столовых для бедных. Религиозные представления Средневековья, как и Древних времен, побуждали людей искать в церкви не только утешение и помощь, но и исцеление. И бесчисленное множество зафиксированных случаев избавления от недугов у чудотворных икон, святых источников и мощей святых наглядно свидетельствует о чуде как одном из внешних проявлений христианской веры. Однако это совсем не значит, что средневековая медицина уповала только на молитвы. В разных случаях применяли различные методы лечения, известные монахам из медицинских книг. В X–XI вв. паломники в восточные страны, а позже — рыцари-крестоносцы могли найти приют и врачебную помощь в обителях «подвижного братства» — госпитальеров. В 70-х гг. XI в. они организовали целую сеть госпиталей и приютов во многих странах Европы и на Святой земле. Одним из первых был госпиталь Иоанна Милостивого в Иерусалиме в начале XII в., способный принять до 2000 больных. Хотя уже в XII в. в европейских городах появились больницы, основанные светскими лицами, до середины XIII в. они обычно находились в ведении монашеских орденов. В таких приютах, расположенных на окраине города, у городской стены или перед городскими воротами, как правило, были чистые постели и хорошая пища, тщательный уход за больными. Позже в больницы стали назначать врачей, не принадлежащих к какому-то определенному ордену. В XIІІ–XIV вв. больницы перестали быть церковными учреждениями в строгом смысле слова, однако продолжали находиться под покровительством церкви и их имущество считалось неприкосновенным. В XIII в., когда монашеские ордена передавали ведение больниц и госпиталей светским врачам, одна из папских булл предписывала врачу, который посещает больного более одного раза в неделю, пригласить с собой при повторном посещении духовное лицо с целью заботы о душе больного. Да и сами врачи искали помощи в вере. Так, в ХІ–XIV вв. к полостным операциям («чревосечению») «резальники» (хирурги) относились как к «резанию великому» и приступали к этой операции после долгой «молитвы Богови».

В XI в. и на Руси стала развиваться монастырская медицина. В Никоновской летописи записано, что в 1091 г. митрополит Ефрем поставил больницы в Переяславе. Позднее они появились в Новгороде, Смоленске и других городах. Сведения о монастырской больнице содержатся в монастырских хрониках — Киево-Печерском патерике (XII в.). Он содержит упоминания о монахах, известных своим врачебным искусством. Это «пречудный лечец» Антоний и его ученик преподобный Агапит, исцеливший внука Ярослава Мудрого, будущего киевского князя Владимира Мономаха. Сохранилось предание о том, что князь Владимир вызвал к себе Агапита, потеряв надежду на исцеление от тяжелой болезни. Однако Агапит не выходил за пределы монастыря. Он отказался посетить князя и прислал ему свое «зелье», от которого Владимир быстро поправился. После выздоровления князь пожелал щедро наградить искусного врача и передал ему богатые дары. Агапит раздал княжеские подарки неимущим людям.

Упоминают хроники Киево-Печерской лавры и о преподобном Алимпии. Он излечивал мазью прокаженных после того как их не могли вылечить «волхвы и неверные люди». Больных и сирых, в том числе и душевнобольных, с XI века было принято отправлять в монастыри. Во многих монастырских больницах практиковали искусные во врачевании монахи. Киево-Печерский патерик содержит перечень требований к ним: лечцы должны были, ухаживая за больными, выполнять самую черную работу; быть терпимыми в обращении с ними; не заботиться о личном обогащении. Некоторые монахи-лечцы были впоследствии канонизированы православной церковью.

Монахи занимались не только практической медициной, перепиской и хранением рукописей, но и переводом греческих и латинских книг медицинского содержания. При этом они дополняли их своими знаниями, основанными на опыте русского народного врачевания. Так, в начале XV в. основателем Кирилло-Белозерского монастыря (монахом Кириллом (1337–1427)) был переведен с греческого небольшой рукописный трактат «Галиново на Иппократа» (комментарии Галена на сочинение одного из врачей школы Гиппократа «О природе человека»). В дальнейшем это сочинение часто включалось в состав многочисленных травников и лечебников и приобрело широкую популярность. В первой половине XVI в. была основана больница при Соловецком монастыре, где имелась специальная больничная библиотека.

До середины XVI в. на Руси существовали только монастырские больницы. Первая попытка возложить на государство часть заботы о здоровье людей связана с заседанием большого церковного собора 1551 г., получившего название Стоглавого, или Стоглава. На этом соборе было принято решение о привлечении к работе в богадельнях для больных и немощных не только лиц духовного звания, но и гражданского населения. В царствование Ивана Грозного впервые было высказано намерение открыть государственные больницы и богадельни. Исторические хроники сообщают также о владетельных людях, которые заботились о больных, видя в этом свой христианский долг. Так, советник царя, начальник Челобитного приказа А. Адашев «питал нищих, держал в своем доме десять прокаженных и собственными руками отмывал их».

Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм (1493–1541 гг.), сын врача, известен нам под прозвищем Парацельс, которое он присоединил к своему имени. В его время развитие науки и медицины попало в русло алхимии. Однако Парацельс отличался от других алхимиков: он, например, не составлял гороскопов. «Нелепо верить, будто звезды повелевают человеком, — писал он. — Все, что могут сделать звезды, можем сделать мы сами, ибо мудрость, получаемая нами от Бога, могущественнее небес и выше звезд».В то время врачи иногда принимали участие в казнях и пытках судов инквизиции. И весьма актуально звучало отношение Парацельса к этике как к одной из основ медицины: «Врач не смеет быть лицемером, старой бабой, мучителем, лжецом, легкомысленным, но должен быть праведным человеком... сила врача — в его сердце, работа его должна руководиться Богом и освещаться естественным светом и опытностью; величайшая основа лекарства — любовь». И хотя относительно духовных ориентиров Парацельса высказано много противоречивых мнений, далеко не каждого людская память увековечила надгробной надписью: «Здесь лежит Филипп Теофраст, звания Доктор Медицины, что те многие язву, проказу, подагру, водянку и некоторые неизлечимые заразные болезни тела чудесным искусством излечил и распределением и отдачей своего имущества бедных почтил. В год 1541, в 24-й день сентября, сменил жизнь на смерть».

Андрей Везалий (1515–1564), придворный врач императоров Карла V и его сына Филиппа II, великий анатом, умер, внезапно заболев во время завершения паломничества в Палестину. Существует предположение о том, что он по ошибке вскрыл тело живого человека (при публичной демонстрации вскрытия ассистент якобы заметил сокращение сердечной мышцы) и должен был искупить грех паломничеством в Иерусалим. Так мог поступить только глубоко верующий христианин. Друзей и почитателей, ожидавших его возвращения в Венецию, потрясло известие об этой скорой и неожиданной смерти. «Но что могу я сказать о великом Везалии, таком необычном и блестящем для нашего времени? — писал один из них. — Не показал ли он ясно нам своей смертью, что большое горе и необычные случайности нависают над жизнью человека? Большая печаль и несчастье для каждого, кто знал его или читал его труды, благодаря которым, несмотря на жестокую судьбу его и смерть, он будет жить в вечной славе». Во второй половине XVI столетия было создано множество хвалебных эпиграмм, посвященных А. Везалию. Вот одна из них:

Кто бы ни делал, вскрывая, сечение органов тела,

Выше Везалия быть в этом никто не сумел:

Изображеньями он и искусство само возвеличил,

Прежде чем сам отошел по сокровенным путям.

Имя Везалия стало известно на Руси в XVII в. благодаря деятельности братства ученых монахов, основанного при патриархе Никоне боярином Ртищевым, одним из самых просвещенных русских людей того времени. Его заинтересовал трактат Везалия, который сразу после выхода получил широкую известность в ученом мире Западной Европы. Он поручил Епифанию Славинецкому перевести «Эпитоме». Этот рукописный перевод хранился в патриаршей библиотеке, где и погиб во время пожара.

Среди множества людей, в чьей жизни сочетались вера и медицина, немало известных личностей. Врачом был апостол и евангелист Лука; папа римский Иоанн XXI до своего избрания в 1276 г. с большим успехом практиковал в Лионе как врач под именем Петра Испанского. Великий польский астроном Н. Коперник (1473–1543) изучал медицину в Италии в университете Падуи, и его считали искусным врачом. Шумную жизнь университетских корпораций в 1510 г. он сменил на уединение во Фрауенбурге, маленьком городке на берегу Вислы, где, состоя каноником (священнослужителем) католического костела, посвящал свой досуг астрономии и безвозмездному лечению больных (до наших дней сохранились выписанные его рукой рецепты лекарств). А что воодушевляло родоначальника генетики, священника Грегора Менделя (1822–1884), в его монастырской келье? И кого считал источником своего просвещения сын священника, бывший семинарист, нобелевский лауреат, церковный староста, патриарх русской физиологии академик И.П. Павлов (1849–1936)? Разные мнения высказаны относительно его религиозности. Но вспомним первые годы советской власти. Что, как не вера в загробную жизнь, могло дать силы этому человеку, возмущенному происходящими в Военно-медицинской академии в 1924 г. переменами, в частности изгнанием из ее стен детей священников, заявить о том, что ему, сыну попа, негоже здесь оставаться, и покинуть академию, которой он отдал 50 лет своей жизни, из них 30 лет — в качестве профессора кафедры физиологии?

Чем, как не смертным приговором, можно назвать его письмо в Совнарком в декабре 1934 г., через три недели после убийства С.М. Кирова: «Мы жили и живем под неослабевающим режимом террора и насилия. Тем, кто злобно приговаривает к смерти массы себе подобных и с удовольствием приводит это в исполнение, как и тем насильственно приучаемым участвовать в этом, едва ли возможно остаться существами чувствующими и думающими человечно. И с другой стороны. Тем, которые превращены в забитых животных, едва ли возможно сделаться существами с чувством собственного человеческого достоинства. Когда я встречаюсь с новыми случаями из отрицательной полосы нашей жизни (а их легион), я терзаюсь ядовитым укором, что оставался и остаюсь среди нее. Не один же я так чувствую и думаю. Пощадите же родину и нас»?.. Трудно завершить этот перечень имен, но хочу еще упомянуть здесь о великом человеке, опытном хирурге-практике, ученом, профессоре и архиерее, всю жизнь сочетавшем в себе призвание врача и священнослужителя, В.Ф. Войно-Ясенецком, архиепископе Симферопольском и Крымском Луке (1877–1961). Автор «Очерков гнойной хирургии» — настольной книги хирургов не один десяток лет, прошедший все тяготы репрессий, писавший в тюремной камере научные труды, оперировавший и крестивший в ссылках, гонимый властью, но любимый людьми… Когда его спросили на судебном процессе, как он может верить в Бога, ведь он же его не видел, профессор-епископ дал ответ: «Бога я действительно не видел, но я много оперировал на мозге и, открывая черепную коробку, никогда не видел также и ума и совести там не находил». Тысячи спасенных жизней, десятки тысяч утешенных сердец — вот воплощение религиозного подвига при помощи Креста и скальпеля!

Великий древнегреческий философ Платон, младший современник Гиппократа, писал: «Как для здоровья и болезни , так и для добродетели и порока не существует большей соразмерности (или же несоразмерности), чем между душой и телом...».

Жизнь человека, его религиозные чувства и их влияние на образ жизни — сугубо индивидуальное явление, которое нельзя отразить в формате собранного анализа. Однако трансцендентность мировоззрения некоторых известных лиц в истории медицины, думаю, поможет читателю отвлечься от рутинных процедур и исследований и более глубоко взглянуть на себя и на пациента как на сложный, непознанный и удивительней микромир, сочетающий в себе видимые и невидимые грани. Во все времена медицинское ремесло считалось более глубоким, когда при помощи религии отрывало взор от больного тела и устремляло его к душе как к поразительной, космически непостижимой субстанции, осуществляющей сверхъестественную связь с Вечностью и отражающей в своей оболочке — теле — последствия своего (правильного или неправильного) религиозного опыта. Однако не только душевно-телесная суть пациента обращает на себя внимание религиозного сознания, есть еще нечто очень важное в работе врача, без чего он не сможет полноценно осуществлять свое призвание. Это его отношение к больным. Ведь без религиозных мотивов очень трудно, если не невозможно, отказаться от своего эго и, сделав усилие над собой, снова и снова вступать в бой с чужой болезнью, чужим горем, порою поразившими непонимающую тебя личность, сделавшими ее раздраженной, замкнутой, безумной. Замечательной в этом смысле является церковная молитва, читаемая православным священником при исповеди кающихся. Она содержит следующие слова: «Внемли убо, понеже бо (так как. — Авт.) пришел еси во врачебницу, да не исцелен отыдеши». Церковь всегда называлась «врачебницей душ и телес» как обладающая знаниями о влиянии внутреннего состояния человека на его физическое здоровье и располагающая средствами для восстановления утраченных сил. Однако в указанной молитве изображены еще и материнская забота о любом приходящем, и высокие обязательства, возложенные на священника, по отношению к каждому обращающемуся за помощью. Вот образец подражания для врача, так как нет других профессий, таких близких по духу, повседневно сталкивающихся с человеческим горем в самом частом его проявлении — болезни.

В поиске материала для статьи пришлось столкнуться с разными мнениями по данному вопросу. Разумеется, каждый автор имеет право на свою точку зрения, особенно если она имеет научные обоснования. Но ведь именно исторический опыт и учит нас тому, что часто, если не очень часто, кажущееся вполне научным и обоснованным со временем пересматривается и если не с улыбкой, то со снисходительным молчанием отправляется в архив истории. Несмотря на определенные разногласия, практически все исследователи истории развития медицины связывают ее истоки именно с религией, а первыми врачевателями видят служителей религиозного культа. Попытки смешать все вероисповедания в единое понятие и приписать исцеления святыми (а по сути, это исцеления Богом при внешнем действии молитвословия святых, к Нему обращенных) банальному психотерапевтическому эффекту удовлетворят только разум единомышленников. Но ведь как часто сердце твердит обратное разуму! И как часто впоследствии разум подчиняется сердцу! Бывает, грех камнем ложится на совести и приводит к угрызениям и телесным страданиям, а избавление от греха приносит внутреннюю легкость и становится началом исцеления. В этом и заключается религиозный опыт, понятный только тем, кто его ощутил, и от того, назовут ли этот процесс психосоматикой или другим научным термином, его многовековая суть не изменится. Просто тот, кто отрицает, ищет причину и повод, а тот, кто верит, стремится получить желаемое…

Располагая таким историческим контекстом, на мой взгляд, каждый врач должен если не с сыновней благодарностью, то хотя бы с почтительным уважением относиться к религии как к корню древней родословной, питающему могучую, прекрасно цветущую состраданием и плодоносящую милосердием ветвь, имя которой — медицина!