Газета «Новости медицины и фармации» Кардиология (274) 2009 (тематический номер)

В свете современных научных исследований возникает закономерный вопрос: может ли пациент изначально, с точки зрения медицинской традиции, рассматриваться как предмет объективного исследования? Медицина как отрасль человеческой деятельности занимает совершенно особое место именно потому, что наука в ней сочетается с моральными ценностями, подходом, не имеющими ничего общего с наукой. В основе отношений «врач — больной» лежит сострадание, а сострадание по самой своей природе ненаучно. Это человеческий подход, который может быть привнесен в любую отрасль человеческой деятельности, однако вне сострадания медицины не существует. Врач как человек науки, да и во имя спасения больного должен хладнокровно, бесстрастно делать то, что требуется, без всякого отношения к пациенту. Однако как важно, чтобы главным в данном процессе оставался пациент, а не сами действия врачевания, будь то лекарственное лечение, хирургическое вмешательство или иные методы.

 В течение 38 лет ждал у купели Силоамской евангельский страждущий. На вопрос Христа: «Хочешь ли быть здоров?» ответил: «Да, Господи! Но не имею человека, который пустил бы меня в купель». Кого ждал страждущий? Кто был тот человек? Сегодня мы понимаем, этот человек — врач. Однако слова, которые услышал Господь от стаждущего, — «не имею человека», отражают не только физическое, но и духовное состояние современного мира, в котором миллионы людей страдают от одиночества и оставленности. «Современное человечество обесчеловечено. Бесчеловечность, равнодушие к страданиям других, нежелание помочь, поделиться, пойти навстречу, эгоцентризм и эгоизм приобретают поистине вселенский масштаб. Все труднее бывает в пустыне современного мира встретить человека — того, кто готов разделить с тобой радость и скорбь, праздники и будни, победы и поражения», — так с горечью говорил митрополит Антоний Сурожский о современном состоянии души человеческой [1, 2].

Изречение Диогена: «Ищу человека!» осталось в памяти человечества символом того, как трудно бывает среди сотен, тысяч, миллионов, миллиардов людей встретить настоящего человека. Но если встреча с настоящим человеком произошла, каким чудом она оказывается! И как для евангельского страждущего, так и для многих других людей на протяжении многих веков таким Человеком был врач.

Что есть врачевание? Только ли забота о теле — дело врача?

Во все времена врач олицетворял собою не только надежду на избавление от страданий, но и надежду на саму жизнь. Врач — лицо особо доверенное, ему доверяют тайны семьи, сокровенные мечты, признаются в пороках и пагубных страстях. Позволяют оценивать свой образ жизни, исповедуются в грехах тела и души. Наверное, следует признать, что медицина в каком-то смысле родственна пастырству. В святоотеческой традиции труд священника нередко сравнивается с врачебным искусством. Святитель Григорий Богослов считал, что врачебное искусство направлено на материальное и временное и только пастырство заботится о душе, которая нематериальна и божественна по происхождению. Забота врача — лишь предписывать больному лекарства, рекомендовать профилактические средства, применять хирургическое вмешательство; однако гораздо труднее врачевать «нравы, страсти, образ жизни и волю», исторгая из души все животное и дикое и насаждая в ней все кроткое и благородное [3]. К сожалению, в современном обществе до сих пор отсутствует искренний поиск утешения в молитве, обращения к Богу в трудный час, т.к. неоткуда появиться тому, что не было привито с детства. Именно поэтому столь ответственна и важна роль врача в нашем обществе сегодня, потому что больше некуда идти современному человеку со своими хворями и проблемами, как к врачу. Потому что только врач понимает, что нет просто физического страдания, а есть глубокий симптомокомплекс моральных проблем, ошибок в жизни, нравственных страданий и перегрузок современного мира, что проявилось на телесном уровне и привело этого пациента на прием к нему сегодня. Поэтому слова святого Григория, который считает пастырство гораздо более трудной и значительной «медициной, а потому и более предпочтительной, чем та, что имеет дело с телами», нельзя буквально применить в наше время, т.к. почти всегда роль врача не ограничивается «видимым, а забота всецело относится к сокровенному сердца человеку» [4].

Говоря собственно о медицине, святитель Григорий называет ее «плодом философии и трудолюбия» [5], подчеркивая свое уважение к ней. Впрочем, среди Отцов Церкви не было профессиональных медиков: и Григорий Богослов, и Василий Великий, и многие другие отцы изучали медицину в университетах, но не были практикующими врачами, а потому их рассуждения о врачебном искусстве не выходили за рамки общеизвестных сведений из области медицины. Следует отметить широту взглядов и собственный клинический опыт владыки Антония Сурожского, который привлекает реальный врачебный опыт для интерпретации различных феноменов физического и духовного бытия человека.

При рассмотрении человеческих ценностей в медицине [6] необходимо затронуть вопрос страдания вообще, а также отношение нас, медиков, к этому. И тогда возникает множество вопросов о наличии или отсутствии сострадания в душе и сердце современного эскулапа.

Владыка Антоний писал, что «…люди теряют восприимчивость и порой в самой обычной ситуации могут быль столь холодны, до такой степени лишены человеческого сострадания, чуткости, что теряют право считаться медиками» [1].

Ларошфуко писал: «У нас всех достанет сил, чтобы перенести несчастья ближнего» [7]. В основе отношения врача к пациенту, к проблеме болезни, ко всей этике и философии медицины лежит сострадание, чувство солидарности, уважение и благоговение перед человеческой жизнью, отдача своего профессионализма тому человеку, который сейчас перед ним. Без этого медицинская деятельность может быть чрезвычайно научной, но потеряет свою суть.

Однако сострадание не означает сентиментальность. Те из нас, у кого есть опыт трагических ситуаций при хирургии или при неотложной медицинской помощи, особенно в напряженных обстоятельствах и условиях, прекрасно знают, что врачу следует оставаться без эмоций, по крайней мере пока мы заняты пациентом.

Сострадание — это не то сочувствие, какое мы временами испытываем и которое порой ощущаем легко, а порой оно вызывается ценой больших усилий воображения. Это не попытка ощутить то, что чувствует другой, ведь это просто невозможно; и никто не может пережить боль своего ближнего, не говоря уж о более сложных эмоциях, в тот момент, когда человек узнает, что у него рак или лейкемия, что его подстерегает смерть, что ему предстоит умереть.

«Но что нам доступно — это чувствовать боль, собственную боль по поводу чужого страдания. Это очень важное различие: надо пройти воспитание, надо решиться воспитывать в себе способность отзываться всем умом, всем сердцем, всем воображением на то, что случается с другими, но не стараться ощутить почти нутром, почти физически страдание, которое не наше, эмоцию, которая не принадлежит нам. Пациент не нуждается в том, чтобы мы ощущали его боль или его страдание, он нуждается в нашей творческой отзывчивости на его страдание и его положение, нуждается в отклике достаточно творческом, чтобы он подвигнул нас к действию, которое в первую очередь коренится в уважении, в благоговении по отношению к этому человеку. Не к анонимному пациенту, но к человеку, у которого есть имя, возраст, черты лица… К кому-то, кто должен стать для нас до предела конкретным и чья жизнь, следовательно, значительна не только потому, что таково наше отношение к жизни вообще, не потому, что нас научили, что наша цель — оберегать жизнь, продлевать ее как можно дольше, но потому, что этот определенный человек, нравится он мне или нет, значителен», — так писал митрополит Антоний Сурожский.

Наше отношение должно быть благоговением к жизни не просто в общих словах, но в конкретном призвании: больной значителен, как бы это нам ни было непостижимо, есть кто-то, для кого его смерть, его страдание — острая боль и подлинная трагедия.

В отношениях между медиком и пациентом есть и другая сторона, которая также связана с чувством сострадания, человеческой солидарностью, с благоговением к его личному, единственному, неповторимому существованию. Это то, как пациент отдает себя в руки врача. Тут есть элемент, который предствляется очень важным. «Врач — это человек, у которого есть сознание значимости и, я бы сказал, священности человеческого тела. Пока мы здоровы, мы думаем о себе как о существах духовных. Конечно, у нас есть тело, которое позволяет нам передвигаться из одного места в другое, действовать, наслаждаться жизнью; мы обладаем пятью чувствами, у нас есть сознание, чувствительность — и все это мы рассматриваем в терминах нашего духовного бытия. Мы принимаем свое тело как нечто само собой разумеющееся, в каком-то смысле мы им пользуемся, как только можем, но никогда не думаем о нем, как о партнере, равноправном с душой. Однако когда это тело слабеет, когда болезнь, боль поражают наше тело, тогда мы внезапно обнаруживаем, что мое тело — это я сам. Я — не мое смятенное сознание, не мои чувства, полные тревоги, я — тело, которому теперь грозит гибель, которое полно боли», — писал митрополит Антоний Сурожский.

Давайте подумаем о том, как в случае болезни наш величавый, прекрасный дух приводит наше тело к врачу без надежды, в страхе. Если бы тело могло говорить, то мы бы услышали: «Мне больно... не знаю, что мне делать, но ты — ты можешь спасти меня. Помоги, будь внимателен к этому телу, отнесись к нему с благоговением, заботливо!» И как мы благодарны, когда врач, к которому мы пришли, относится к телу целомудренно. «Как мы бываем благодарны, когда обнаруживаем, что врач, которому мы доверились, понимает, что такое человеческое тело: что это не просто материальная оболочка для нашего возвышенного духа, что тело — это и есть мы; и это настолько верно, что если нет этого тела — где я?» — слова митрополита Антония.

Все это лежит в основе чисто человеческого отношения врача к больному. В нашей жизни существует множество других проблем, прямо связанных с медицинской этикой.